Спаси нашего сына - Гузель Магдеева Страница 27

Красивое. Обязывающее.

Но в тот день я был так своими мыслями загружен, что вместо больницы привез ее домой. Разглядел впервые в лифте и удивился. Ева оказалась красивой.

Большие глаза орехового цвета, пушистые ресницы. На лице минимум макияжа, чистая кожа. Сколько ей лет-то, пронеслось в голове, на вид совсем девчонка.

Но окончательно я попал, когда Ева попросила меня поцеловать ее. Дико осознавать, баб у меня было предостаточно, а тут — вспышка, внезапное осознание, что мне эта девчонка нужна сейчас до чертиков.

И что я не отпущу ее, хотя вслух говорю совсем другое, будто выбор даю, но выбора у нее нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ощущения с ней были ни с чем несравнимые. От нее пахло так головокружительно — чем-то родным и знакомым, и это были явно не духи, а запах ее собственного тела.

С Евой было хорошо. Лежать просто, слушать ее сбивчивую речь, когда она рассказывала о себе и своей семье, водить пальцами по бархату живота, а после наваливаться сверху и целовать в пьянящие губы.

Я бы и не отпустил ее никуда, но на утро была назначена важная встреча, и откатить назад — никак. А время предательски текло слишком быстро, мне бы еще насытиться ей, но уже не успеть.

— Тебя отвезет домой мой друг, — я не хотел отпускать Еву домой на такси, я бы и вовсе ее не отпустил, но она беспокоилась о своей тетке и рвалась, едва на улице задребезжал весенний рассвет, — у меня сегодня самолет, если успею, то увидимся до него, если нет, то будем просто на связи.

Ева кивает, ее ореховые глаза смотрят на меня так, что щемит сердце и одновременно тянет внизу живота. Ну как можно быть такой невинной и желанной сразу?

— Диктуй свой номер, — я вбиваю одиннадцать цифр в память телефона, делаю дозвон, но Евин мобильный разрядился. — Уведомление должно прийти, когда на зарядку поставишь, напиши, что с тобой все в порядке, как будешь дома.

Мы выходим из подъезда вместе, и я уже опаздываю, но расставаться с ней физически больно. Черт возьми, мне за тридцать, но такое впервые, я не знаю, что это — любовь, влюбленность, влечение, но крыша едет капитально, и я вижу, что не только меня лихорадит от этих чувств, с Евой творится ровно то же самое.

Денис, привезший мне документы, стоит терпеливо возле своей тачки. Я обнимаю Еву за плечи, в этом нелепом пуховике она выглядит смешно и трогательно, и веду ее к тачке Дениса неспеша: ее бедро еще болит и по хорошему, нужно дойти до врача. Я надеюсь, что управлюсь на встрече быстро и сам ее отвезу, и до самолета успею коснуться ее тела хотя бы еще один раз: это не просто желание, это острая необходимость.

— Отвези ее, — говорю Денису, — и чтобы не один волосок с нее не упал.

Он смотрит на Еву заинтересовано, а я, зная его натуру бабника, добавляю тише, уже для нас двоих:

— Не вздумай к ней лезть, она только моя.

Денис поднимает брови, но говорит про другое:

— Братан, опоздаешь на встречу, не видать нам Дюссельдорфа как твоих ушей. Отвезу зазнобу, не парься.

Я отворачиваюсь от Дениса и целую жадно Еву, пытаясь наполниться вкусом нашего поцелуя наперед, но это что-то нереальное, мне все равно мало.

— Баринов, опоздаешь! — гаркает Денис, и я с трудом отпускаю Еву из своих объятий.

— Я буду ждать твоего звонка, — шепчет она, утыкаясь мне в яремную ямку носом, а потом садится к Денису, пристегивается и машет рукой.

Мне надо ехать, а я стою, как придурок, и слежу за каждым ее движением.

Точно пацан, влюбившийся в первый раз в жизни. Только мне не шестнадцать, но чувства бьют примерно так же.

Денис ее увозит, и как позже оказывается — навсегда. Потому что простить все то, что я о ней потом узнаю, невозможно. Еще никогда мне не было так больно падать на землю с такой высоты. Я не просто падаю — я разбиваюсь нафиг на тысячи мелких осколков самого себя.