Огонь в итальянском сердце - Лаура Тонян Страница 27

Легкие на мгновение, словно лишились воздуха. Я с трудом сглатываю, зациклив на Каталин — быстро дышащей и уже жалеющей, похоже, о сказанном — исследующий взгляд.

— Так значит, ты хотела увидеться со мной?

Она резко, раздраженно говорит:

— Нет! — И от этого становится только сексуальнее.

Моя крохотная мышка вспотела, залезла на кровать и поджала под себя ноги. Будто боится меня. Я борюсь с животным внутри, и не наврежу ей. Нехотя и невольно признаюсь своему сознанию в том, что она привлекает меня больше, чем какая-либо девушка до нее.

— Уходи, — произносит с желчью в голосе. — раз уж ты заставил меня торчать здесь, будь добр, проваливай.

Не знаю, намеревалась ли Каталин выронить еще что-нибудь. Это уже, впрочем, не так важно, поскольку в дверь палаты стучат. Двумя секундами позже ее распахивает лечащий врач неугомонной пациентки. Он с хмурым видом проходит вглубь комнаты, неизменно крепко держа в руках планшет с записями и справками.

— Сеньорита Катана? — Εго надменная интонация режет слух. — Что происходит? — Через полминуты мужчина в халате оборачивается ко мне. — Наша клиника, понимаете ли, не цирковая арена. Попрошу вас впредь решать все вопросы цивилизованно и…

Бесцветный тон, которого придерживается при разговоре врач, бесит до чертиков. Я поступаю так, как считаю нужным — подталкиваю доктора к выходу. Он, разумеется, удивлен и возмущен. А для Каталин такая выходка является подтверждением моего безрассудства. Но я правда долго терпел, прежде чем запереть дверь и остаться с нею наедине, чтобы мы могли все обсудить. В белоснежный деревянный барьер уважаемый врач колотит здоровенным кулаком, он бранится, однако скоро это прекращается. Возможно, пышнотелый мужчина поспешил за охраной — тогда у меня не так много времени.

— В твоем стиле, — пренебрежительно машет Каталин рукой, после чего отворачивает голову к стене. Она распоряжается, не глядя на меня: — Я же сказала, уходи!

Присев на кровать рядом с нею, из кармана достаю смартфон, как свой главный козырь в нашей перепалке. Пока что она ведет, на табло счет — 1:0. Я не знаю, как снять блокировку с экрана, поэтому просто кладу телефон у ее ног. Когда она сделает это за меня, то возьмет в толк, что я видел фото. Каталин краем глаза смотрит на гаджет, но не делает попыток прикоснуться к нему.

— Ухо…

— Сам не понимаю, какого х*ена я здесь делаю, пора бы уже помахать тебе ручкой или показать фак — что по душе больше? — и убраться.

Она в ту же секунду присаживается ко мне лицом и, превозмогая боль в теле, толкает со всей силы в плечи. Отталкивает меня, как может. И хоть мощи у нее недостаточно, чтобы сбросить с кровати, я нахожусь в восторге от той экспрессии, которую она не боится выразить.

— Так чего же ты ждешь?! Пошел вон! У меня складывается ощущение, что ты издеваешься надо мной, и тебе это приносит немыслимое удовольствие! Да? Урод! — очередной удар; ее ладонь попадает мне в ключицу. — До встречи с тобой у меня все было… нормально, а теперь все пошло кувырком. Сперва ты считаешь, что я перешла тебе дорогу и запираешь в кабинете, чтобы сыпать оскорблениями и унижениями. Потом, — она говорит спешно, а глаза у нее блуждают по постельному белью, — снова появляешься в моей жизни, просишь прощения по — идиотски — гоняешь по городу, словно умалишенный стритрейсер! — Уголки притягательных губ опущены, грустный взгляд Каталин так и не встречается с моим. Я расстроен не меньше ее и злюсь, но, сжимая кулаки, все еще контролирую гнев. — Из-за тебя я попала в аварию. И не нужно отрицать этого! — Она выбрасывает ладонь и, наконец, обращает ко мне взор; блеск в ультрамариновых глазах выдает возмущение и бешенство. — Никто не обращался со мной так… — О, нет-нет-нет, Каталин принимается плакать. Слезы стекают одна за другой по щекам. Хочу стряхнуть, но что-то сдерживает. — Никто никогда не смешивал меня с грязью, как делаешь это ты. И самое кошмарное во всем происходящем, что я… — Она прикрывает рот ладонью, воздерживаясь от рыданий. — Не могу, не могу обнять ее. Мое тело требует этого, однако мозг сопротивляется. — Я позволяю тебе так делать.

Лазоревые глаза, наполненные страхом и болью, задерживаются на мне. Мы долго всматриваемся в лица друг друга. Каталин опускает руку вниз и тяжело сглатывает. Кажется, будто у нее не осталось больше слов — только слезы. В схватке между сознанием и физиологией побеждает последняя. Я вскидываю ладонь, касаюсь мокрой скулы сумасбродной девчонки, завожу прядь волос цвета пшеницы за ухо; она молчаливо следит за моими действиями. Лишь всхлипывает.

— Может быть, все дело в том, что ты так же безумна, как и я?

Она приоткрывает вишневые губы. На несколько мгновений Каталин перестала дышать, а когда ее дыхание снова стало согревать мою ладонь, стройные плечи под курткой начали вздрагивать.

— Нет, нет… — Каталин принялась рассеяно отрицать мое предположение. — Конечно, нет… — Она опять заглянула в мои глаза своими чистыми и невинными; я оказался совершенно бессилен перед ее неиспорченностью. — Я жила обычной жизнью. Меня все устраивало.

Невзначай усмехнувшись, поддаю сомнениям уверенность, которую источает Каталин.

— Правда?

— Естественно. — Губы, в которые я дьявольски жажду впиться, задрожали. — Естественно!

Я напоминаю себе про пари. Все, что мне нужно от этой девчушки — выиграть спор. Нужно сделать все, что потребуется, но только не предстать перед Исайей аутсайдером. Да-да, дело отнюдь не в «Голубых танцовщицах». Дело в том, что правим каждым мужчиной — это окаянное эго, от которого никуда не деться, не убежать. Оно — часть нас, с ним надо мириться, его надо уважать.

— Мне так стыдно за свое поведение, — Каталин закрывает лицо руками, продолжая распускать нюни, что мне весьма надоело.

Я подступаюсь к ней ближе, еще ближе. Уткнувшись носом в лимонные волосы, успокаивающе шепчу:

— Все хорошо, слышишь? Ты не должна смущаться.

Она качает в отрицании головой. Я аккуратно заскользил по тонкой талии ладонью, а пальцами другой руки коснулся раненного колена — и почему Каталин хотя бы не пристегнулась, прежде чем вдавить в пол педаль газа?!

— Ты вогнала себя в рамки, — говорю, ласково трогая гладкую нежную кожу ног. — Этого хотят от тебя другие. Кто? Родители? Друзья? Со мной ты можешь быть самой собой. — Я убираю очередную прядь за ее ухо и проговариваю в него едва-едва слышно: — Обещаю.

Она прекратила дрожать в моих руках. Уверен, Каталин приятно все, что я с ней делаю. Ссадины на коленях, на локтях забинтованы, кровоподтеки и глубокие царапины на лбу обработаны, заклеены пластырем. Пальцы изредка находят те самые пластыри, касаются их. Я не просто ощущаю под ладонями нетканый материал, я чувствую, что несу ответственность за поступок Каталин. Я сам ненавижу себя, что допустил это. Со мной это впервые, мне это чуждо и непонятно, поэтому мозг желает отвергнуть подобные мысли. Правда, они возвращаются. Все время напоминают о том, какая же я сволочь.