Отец-миллионер под прикрытием - Мила Дали Страница 27

— Убери.

— Я соскучился.

Изловчаюсь, увиливаю, протягиваю Райнеру бутылку. И черта с два я вернусь к маме разгадывать сканворды. Когда Марат возвращается на улицу, я напрягаю слух и подкрадываюсь незаметно к стенке. Шпионом застываю у распахнутой настежь двери, подглядываю.

— Ну кто так машет, сынок? Будто бабу от зноя спасаешь, а не угли раздуваешь!

Картина маслом. Пафосный мультимиллионер с огрызком картонки у мангала стоит в клубах дыма. Не слишком довольный, но вида не подает. Папенька коршуном ходит вокруг него, руки в боки. Со своими подкольчиками и проверками на прочность нервной системы вероятного жениха.

— Марат, а где ж ты шлындал, пока Манька к нам одна на автобусе ехала? Да еще с приплодом.

Отец говорит немного тверже, чем обычно, но Райнер позиций не сдает. Расправляет плечи, смотрит на папеньку в упор — не боится. Я бы боялась.

— В Испанию летал. Невеста у меня там живет. Бывшая. Пришлось расстроить помолвку ради Маруси.

В моем горле образовывается ком размером с камень от прямолинейности наглеца. Подобно маме, хватаюсь за грудь. Мне жарко и холодно одновременно. Время и пространство замирают. Мой отец старой закалки, он не поймет. Однако…

— Иностранка? Вот же тебя угораздило… — будто рентгеном, а не глазами просвечивает душу Марата.

Миллионер и бровью не ведет. Смотрит в ответ. Два обоюдных взгляда раскаляются. Один не промах, другой тем более.

Родитель выдыхает первым:

— …Ну и правильно, наши женщины самые порядочные. Я ведь и сам Надежду Ивановну из-под венца выкрал. Что таращишься? Картонкой орудуй. Да, именно выкрал, когда к Хорьку окольцовываться шла. Заехал в этот балаган, Надьку на плечо и до свиданья!

— Мне, кажется, уже готово.

— Нет, сырое, маши еще. Переворачивай. А вообще, я думал, что Манька так девой и помрет. Она у нас видная, но с пристрастиями. Вот знаешь, Марат, мелкой была вместо горшка на…

— Папа! — визжу раздражено и пулей выскакиваю из укрытия, спускаюсь по ступенькам к мужчинам.

Отец хмурится, но мне все равно. Райнер замечает меня и тут же расслабляется. Он ехал в Новые кончики к Белоснежке, а попал в лапы моего отца с его шашлыками.

— В угли скоро мясо спалите.

— Я испытывал паренька на мастерство жарки. Не умеет.

Папеньке смешно. Ему одному. Марат кривится в ухмылке, будто ему тоже смешно. Он берет шпажки и заносит в дом. Мы с отцом идем следом.

В кухне у овального стола матушка уже ставит красненький пластиковый тазик, помогает Марату стянуть мясо.

У меня совершенно пропал аппетит. Ради приличия пробую кусочек — не заходит. Восприятие запахов и вкуса перепуталось беременностью, все что хочу теперь — только сыр и томатный сок.

С аппетитом уплетает лишь отец. Марат устал и подпирает щеку напротив.

— Поздно уже, мужики, спать бы надо, — мама поглядывает на часы с кукушкой.

Райнеру стелют в гостиной. Я успела забеременеть, но родители против нашей ночи на одной кровати. Скидываю шмотки, надеваю хлопковую пижамку. Ворочаюсь. Лунный свет просачивается сквозь занавески, очерчивает письменный столик, будоражит фантазию.

Я слышу храп папеньки, тихий звук мобильного телефона — у Марата тоже инсомния. На цыпочках крадусь из спальни. В гостиной нет двери, только шторки, украшенные вышивкой рукодельницы-мамы.

Отодвигаю ткань, наблюдаю за Райнером. Сосредоточенным донельзя. Уткнулся в горящий экран. Я вижу его руки и грудь в холодных искусственных лучах сенсорного телефона. Оглядываюсь, делаю шаг вперед.

— Не спится?

— Без тебя — нет, Белоснежка…

Тело охватывает дрожью. Бесшумно подхожу ближе. Марат кладет телефон в сторону, на разложенном диване, застеленном бельем с леопардами, двигается к стене, приподнимает край покрывала, уступает мне теплую половину.

Укладываюсь к нему. От волнения сжимаюсь, поворачиваюсь спиной к Райнеру.

— Прости, я испугалась, когда узнала, кто ты на самом деле. Думала, не примешь меня с ребенком, и еще чего хуже…

— Глупенькая. — Его дыхание сбитое, чуть задевает волосы, подобно майскому ветру. Родная горячая рука касается талии. — Марусь, опять дрожишь.

И эта дрожь ледяными шипами покалывает кожу, а должно быть жарко. Вижу наше мутное отражение в трюмо напротив. Бледный лунный свет очерчивает обнаженное мужское тело. Идеальное, подобное фарфору. Марат стягивает нагретое покрывало вниз. Я как завороженная, не моргаю. Запах кондиционера для белья смешивается с запахом Райнера.

Напрягаюсь, стискиваю край пуховой подушки, утыкаюсь в нее лицом. Щекотно, и мелкие мурашки ползут по плечам от прикосновения Марата. В зеркальном отражении я вижу его лицо. Склоняется над моим. Его темные волосы в ночном сумраке кажутся совсем черными. Могучая рука проминает диван. Проваливаюсь, чувствую себя ничтожной крупицей. Мне не устоять перед силой Марата.

— Белоснежка…

— М?

— Не оборачивайся, смотри в зеркало, — тихо шепчет, только для нас двоих. Пропускаю два вздоха через стон. Райнер касается моего бедра, с тяжким выдохом голодным приспускает хлопковые штанишки. — Как я долго ждал…

Замираю. Слишком горячо под коленкой от ладони Марата. Чуть сгибая ногу, приподнимаю бедро. Он упирается мне в спину. Заставляет содрогнуться от приятной ласки. Так близко. Господи… Сливаемся в единое целое. Давно позабытое ощущение громким хрипом срывается с губ, Марат ладонью тут же накрывает мой рот. Соплю, ногтями впиваюсь в его запястье. Смотрю в зеркало, но будто слепну на мгновенье после каждого движения мужского тела, влажного от испарины соприкосновения нашей кожи. Сомнения и страх уничтожаются в пепел, я вижу, как Марат закусывает губу от наслаждения.

— Как мне хорошо, Марусь. — А я невольно дергаюсь. — Больно?

— Приятно…

— Приподнимись еще.

Он держит меня крепко. Сковывает ребра, согревает в чувственной страсти. Растворяюсь в объятьях, расслабляюсь. Два образа в зеркальном отражении застывают. Как мне совестно. Божечки. Вязко, влажно. Стискиваю испачканные ноги. Марат, отстраняясь, падает рядом.

— Останься со мной.

— Так, родители…

— Марусь, ну мы взрослые люди. Нет? Иди сюда обниму. Завтра я увезу тебя обратно. И возражений не принимаю.

Разулыбалась довольненько, прижимаюсь щекой к сильному плечу. Инсомния сменяется негой. Утопаю в бессознательной дымке…

* * *

— Марат… — щурюсь от яркого солнца, лениво переворачиваюсь лицом к нему.

Родители давно проснулись, в кухне гремит посуда. Мама с отцом, споря, шушукаются, думают, мы не слышим. Миллионер с задумчивым видом разглядывает ковер на стенке, пальцем рисует бороздки на ворсе.