Гарем - Кэти Хикман Страница 27

Дорогая Эва!

Довольно странно писать тебе письмо, но это занятие как-то более соответствует духу места, где я сейчас нахожусь, ибо в этом пансионе наверняка ничего не менялось за последние полсотни лет. Ни о каких компьютерах тут не может быть и речи, ты только взгляни на лист, на котором я пишу эти строки. По-моему, он лет сто пролежал в ящике стола, видишь, старый адрес для телеграмм внизу страницы? Интересно, в каком году к стопке этой почтовой бумаги прикасались в последний раз?

Элизабет сбросила туфли и поджала под себя ноги, желая согреться. Прикусила зубами кончик ручки.

«Погода стоит хмурая и холодная…» — написала она немного погодя, но какой-то голос внутри ее возразил: «Это ты сама хмурая и холодная. Ты хотела бы вернуться домой, и только гордость удерживает тебя от этого».

Элизабет искоса взглянула на мобильный телефон и удостоверилась, что новых сообщений не поступало.

«И Мариус ни слова не написал мне с тех пор, как я здесь…»

Нет. Нет! Ни за что! Она вычеркнула все слова, начиная с жалоб на погоду, и обвела взглядом гостиную, выискивая, о чем бы еще рассказать.

Не помню, писала ли я тебе уже о том, что место, где я остановилась, оказалось вовсе не отелем, а своего рода пансионом, где проживают постояльцы, приехавшие в Стамбул надолго. Например, один кинорежиссер снял здесь номер на целых три месяца, как и некий французский профессор. Еще здесь живут несколько русских, вечно молчащих субъектов довольно зловещего вида. По-моему, они похожи на торговцев живым товаром. Да, и еще одна пожилая американка в янтарных бусах и тюрбане, вид у этой дамы такой, будто она начиталась детективных романов Агаты Кристи…

До ее слуха донесся тихий шелест бумаги. Элизабет подняла глаза от бумаги и увидела, что в гостиной она уже не одна. У противоположной стены комнаты сидел незнакомец, лицо его было скрыто газетой.

Остальные постояльцы в основном турки, если только их можно назвать постояльцами. Ни один из них не проживает в этом пансионе, они приходят выпить по чашечке чаю с мадам Хаддбой. Или просто сидят в сторонке, разгадывают кроссворды или играют в нарды.

Она снова оторвалась от письма. Незнакомый мужчина все еще сидел там же, где раньше, и явно был углублен в чтение газеты. Страницы ее мирно шелестели в тишине комнаты.

Других постояльцев я встречаю только по утрам во время завтрака или иногда в гостиной, которая представляет собой довольно нарядную комнату, уставленную пальмами в медных горшках и чопорной мебелью в эдвардианском стиле. Есть здесь еще старый проигрыватель, почти такой, как тот, что имелся у моих родителей (теперь это вполне почтенный музейный экспонат). На него кладут грампластинки, одна на другую, стопкой, заводят, и тогда он начинает играть. Вместо музыки слушатели по большей части слышат жуткий скрежет, а иногда иголка спотыкается и застревает на одном месте, тогда мы все изображаем крайнюю занятость, выжидая, кто первый не выдержит и поправит дело.

Как только смогу, немедленно съеду отсюда…

Несколько позже в тот же день, привлеченная выглянувшим солнцем, она отправилась на прогулку. Ее рука в кармане пальто время от времени находила гладкий корпус мобильного телефона, рождая ощущение, будто она прикоснулась к талисману удачи. Но никаких сообщений не поступало. Элизабет бродила по узким улицам, заглядывала в бесчисленные переулки, где мужчины в старомодных шляпах играли в домино или с озабоченным видом читали газеты. Прошла главной улицей, называвшейся Истиклал Каддеси, мимо ряда старых зданий, закусочных и büfes. [26]

В другое время она, быть может, наслаждалась бы колоритом чужого города, но сейчас Элизабет думала лишь о том, с каким трудом ей удается продвигаться вперед, наклонив голову, преодолевать сопротивление ветра. Стоял еще ноябрь, но в воздухе чувствовался запах снега, и колючий ветер пощипывал лицо. Девушка вздрогнула от холода.

«Все тут серое, и сама я тоже серая», — подумала она опять, направляясь к мосту, переброшенному через залив напротив Галатской башни.

Мужчины с удочками в руках стояли вдоль его парапетов, а над их головами, на другом берегу, она видела острые пики минаретов и приземистые купола мечетей, и их необычность производила на нее зловещее впечатление. Они напоминали каких-то фантастических насекомых, смутно вырисовывавшихся на горизонте.

Дойдя до доков Каракёй, [27]девушка остановилась. Взглянула на широкие ступени Йени Джамми, [28]«новой» мечети, выстроенной в XVI веке по приказу валиде, постояла, раздумывая, войти или нет, но потом направилась мимо нее к пирсам, к которым причаливали паромы.

«Так вот он каков, старый Константинополь. А этот узкий залив, отделяющий древний город от Галаты, и есть Золотой Рог. Не такой уж он и золотой», — разочарованно подумала Элизабет, заглядывая в воды у берега.

Она поежилась. Темная, почти черная, поверхность была покрыта радужной нефтяной пленкой. У самого края воды стояли возле своих горелок продавцы жареных каштанов, официанты разносили подносы с закусками: жареные мидии, странные колечки из теста, посыпанные кунжутными зернами, блюдца с фисташками.

Девушка купила пакетик фисташек для Рашида и бутерброд с рыбой для себя. Потом она стояла и жевала его, разглядывая противоположный берег и пытаясь отыскать пансион Хаддбы. Но с такого расстояния отчетливо видна была только Галата, а у ее подножия — путаница телеграфных проводов, афиш, зданий, желтоватых и розовых, сбегающих вниз к кромке воды.

Дымок от жаровен потянуло ветром в ее сторону, Элизабет отошла подальше и продолжала рассматривать противоположный берег. Раньше это место называлось Виноградники Перы, и где-то поблизости жил Пол Пиндар. Она попыталась представить, как тут все выглядело, когда местность по другую сторону бухты была отдана чужестранным торговцам, там стояли их дома, а прибрежные склады полнились драгоценными тканями с такими сказочными названиями: перкаль, дамаст, галун, шелковистый газ, тафта, батист.

Генуэзцы были первыми, кто стал торговать со столицей Османской империи. Затем сюда пришли венецианцы, за ними — французы. Английские купцы были чужаками тогда, привели их сюда предприимчивость и жадность молодой нации, и они стали претендовать на свое место под этим щедрым солнцем, среди признанных торговых союзов.

«Не удивлюсь, если они сразу перевернули тележку с яблоками», — улыбнулась про себя девушка.

Какими были тогда ее соотечественники? Мужланы, настоящие выскочки. Ее воображение с легкостью нарисовало образы этих бывших уличных торговцев, одетых в домотканые камзолы и чулки. Наверняка многие из них до того, как пуститься в плавание, были простыми разносчиками, торговавшими на улочках Сити.