Никто не выживет в одиночку - Маргарет Мадзантини Страница 27

— Ты презираешь меня, да?

У него пот на лбу выступил, как у ребенка, который бегал. Делия мотает головой, вздыхает.

— Я бы хотел, чтобы мои дети меня ценили.

— Они будут, уверена.

— Я никогда не уважал своего отца.

— Попытайся не оглядываться назад.

Гаэтано смотрит на нее, и Делия чувствует его состояние, которое медленно сгущается; он становится напряженным и одиноким.

— Ты думаешь, что если бы я не пережил то…

Сегодня вечером она совершенно не намерена проникаться к нему доверием. Подтягивает к себе руки.

— Мы все так или иначе пережили это…

— Меня изнасиловали.

Опять одно и то же, уже и тему подкинул. Слушания сексуальных преступлений начинаются.

— Тебя никто не насиловал.

— Меня ставили посередине, вытаскивали член…

— Они были такими же детьми, как и ты… Вы были еще детьми.

— Нет, они уже были развитыми парнями.

— Ничего они тебе не сделали, Гаэ.

— Тогда почему я не могу забыть…

— Думай лучше о детях.

— Они ссали на меня, сукины дети.

Делия кивает. Она знает. И больше ничего не хочет о нем знать. Об этом безвольном лице, которое сейчас каким-то образом вернулось просить у нее помощи.

— Да что ты об этом знаешь? Тебя никогда не унижали…

— Я по собственной воле унизила себя. О чем мы говорим, Гаэтано? О чем мы сейчас говорим?

Но он уже протянул руку к ней, ищет ее руки.

— Ты все еще злишься…

— Нет, мне все равно.

Делия берет пачку со стола, закуривает.

— Все обернулось не так, как ты думала… Ты ошиблась, нафантазировала себе всякого…

Гаэ едва заметно улыбнулся, наклоняя голову в знак раскаяния.

Делия затягивается.

— Иди ты в задницу…

День рождения Космо. Дом полон детей; мамаши и няни стоят и курят на лестничной площадке — дверь открыта. Гора пальто на кровати, на полу свинарник: раздавленные чипсы, пролитая фанта. Гаэ радуется, ему нравится такая атмосфера. Они никогда еще не проводили настоящего праздника — те слишком дорого обходятся, да и Делия против завала подарками. Но Космо вырос, пошел в школу, одноклассники приглашали его на свои дни рождения. Он составил себе четкое представление о том, каким должен быть настоящий день рождения: праздник с шариками, музыкой, анимацией. Но ничего не просил. У этого ребенка нет больших запросов. Предпочитает отказаться прежде, чем получит отказ. И Гаэ это доставляет чертовскую боль.

Как-то вечером он поднял Космо, чтобы тот забросил несколько мячей в баскетбольную корзину.

«Хочешь отметить день рождения в этом году?»

Космо посмотрел на мать, которая сидела на диване и читала.

«По-настоящему, с кукольным театром и аппаратом для сахарной ваты…»

Девушки-аниматоры пришли в назначенное время, переоделись в ванной — красные носы, лакированные шляпки. На одной были огромные башмаки, как у диснеевского Гуффи, и полосатые гольфы, другая — в фетровой тунике а-ля Робин Гуд. Они немало потрудились, спрятавшись под сооружением, обтянутым кусками атласа. Гаэ было интересно смотреть, как они сидят на корточках, наблюдать за марионетками на их руках, перелетающими с одной стороны на другую. Он хотел попробовать, всунул руку в принцессу Мелисендру. Думал, что будет легко оживить ее, но ничего подобного!

«Надо учиться».

Девушка, та, что в костюме Робина Гуда, ходила на театральные курсы. Она была низенькая, мускулистая, с крепкими ногами. Жила за счет работы, которая не сказать что была ее мечтой, но все-таки и не служила одним только заработком — она ей нравилась.

Делия кружилась с пакетом для мусора, бегала туда-сюда из кухни и на кухню, чтобы принести или выбросить что-нибудь. Гаэ дал ей в руку бокал с просекко.

«Ты даже алкоголь купил…»

«Конечно, для мамашек».

Они улыбнулись друг другу.

«Хороший праздник, правда?»

«Да, хороший».

Она оглянулась.

«Как мы наведем здесь порядок?»

«Да наплевать!»

На мгновение все показалось таким легким, таким девственно-чистым.

Настал черед охоты за сокровищами. Гаэтано распалился, все организовал. Купил свисток, координировал действия команд. Прыгал на диване, кричал, давая указания. Налил себе еще одно просекко. Потный, как свинья. Челку закрепил заколкой Делии.

Девушка — Робин Гуд не очень-то понравилась ему. Припертый к стенке, он предпочел бы другую, артистку с чулками в полоску.

«Приятно познакомиться, Матильда, Мати…»

«Гаэтано, Гаэ».

Они снова встретились уже под конец, в ванной, куда она зашла сполоснуть руки после игр с акварелью. А Гаэ надо было отлить. Они завязали разговор у раковины. Гаэ держал фужер в руке, и она сделала глоток из того фужера. Улыбнулась. Уже приличное количество времени ему никто не улыбался так, словно хотел сделать подарок. Она сняла с лица искусственный нос, под которым у нее оказался слегка длинноватый, но явно укороченный нос. Впрочем, ее нос понравился ему, ему вообще нравились женщины, которым приходилось бороться с чем-то. По этой же причине его привлекла и Делия. К тому же аниматорша никак не была связана с его женой, что облегчало дело. Полное, без тени прошлого лицо. Она несла со скоростью пулемета всякую ерунду, изъясняясь фразами среднего умственного уровня, нисколько не зацикливаясь на этом. Как будто больше всего ей нравилось именно само звучание этой болтовни.

В ту минуту у него родилась мысль отыметь ее прямо тут, в ванной. Подкатить немедленно. Когда-то он клеился к девушкам, знал, как прикинуться дурачком, как поставить ногу между ее ног и зажать ее, глубоко дыша, у стены. От этой мысли у него возникла боль внизу под ремнем, точно та часть его тела пробудилась внезапно, нехотя, как будто выходя из слишком долгого и глубокого наркоза. Вероятно, сложилась определенная ситуация — ванная, голоса из комнаты, беготня детей по коридору со скоростью ракеты. Впервые он подумал заняться сексом с женщиной, которая была не Делией.

«Разрешите».

Мати выскользнула в своей фетровой тунике, и ее переделанный нос, а потом толстая задница коснулись его.

Сумасшедший торт со Спайдерменом сверху в глазури. Гаэ принялся снимать на мобильный и торт, и лицо Космо перед ним. Он тоже, казалось, воскрес, как и Гаэ. Незабываемый день в той вшивой квартирке, которая как будто распахнулась. Он и Космо ощущали гармоничную связь, до которой еще никогда не доходили. Между ними протянулась какая-то волшебная нить, которую Гаэ всегда искал в своих сценариях. Впервые Космо был так потрясен и взволнован, что не мог сдержать эмоций. Гаэ слышал, как дрожит и колотится его сердце от счастья. Наконец-то его сердце билось не только для того, чтобы проживать похожие один на другой дни.