Время расплаты - Юлия Еленина Страница 27

Я сейчас, наверное, походила на сумасшедшую ревнивицу, хотя права на это не имела. Но в такие моменты люди не осознают, что говорят глупости. И я была готова к тому, что Женя меня пошлет к черту. Знала же тогда, нет, чувствовала, что у него никого не было. Зачем спросила? Потому что дура ревнивая. Сапожник без сапог, не могу с собой совладать.

Но реакция Жени меня удивила. Я как бездомная кошка хотела заурчать от удовольствия, когда он погладил меня по щеке. Только это снова была секундная слабость. Не я так считала — он сам. Для меня это было проявлением чувств, которые были заброшены в самый дальний угол сердца, потому что причиняли боль. И я понимала это.

Женя быстро убрал руки в карманы куртки и перевел тему:

— Ты сейчас куда?

Я растерялась. Неопределенно пожала плечами, хотя хотела ответить: «С тобой». Мы стояли посреди двора, как будто потерянные или в городе, или во времени, пока к нам не подошел мужчина. Люди сновали туда-сюда, но этот остановился возле нас и сказал:

— Лилия Николаевна, вас к телефону.

— Простите? — не поняла я, глядя на смартфон, который мне протягивали.

— Ты кто такой? — спросил Женя, нахмурившись и притянув меня к себе.

— Сергей Владленович не любит ждать.

Кто бы сомневался. Я взяла телефон и сказала в трубку:

— Слушаю.

— Ты меня игнорируешь?

— Телефон в машине забыла.

— Я свою часть сделки выполнил. Очередь за тобой.

— Я помню.

— Да неужели? — усмехнулся Богданов. — А я уже решил, что тебя любовной лихорадкой накрыло. Поторопись, терпение не самая сильная моя сторона.

Он отключился, не попрощавшись. Видимо, вежливость тоже не входит в список достоинств Сергея Владленовича.

Я хотела отдать смартфон мужчине, который продолжал топтаться рядом, но Женя перехватил мою руку и повторил:

— Так ты кто такой?

— Саня, — пожал плечами человек Богданова.

— Кого пасешь, Саня? Ее или меня?

— Ее, — кивнул в мою сторону.

— До свидания, — сказала я, прервав этот бесполезный допрос.

У Сани на лице написано, что он ничего не знает и просто выполняет приказ. Ну, пусть ездит за мной по городу, раз получает за это деньги. Я не против.

Но Женя выглядел недовольным. Проводив взглядом моего соглядатая, он повернулся ко мне и спросил:

— Где твоя машина?

— Возле магазина.

— Идем.

Это звучит лучше, чем «иди». Если бы я еще взяла Женю за руку, то почти забыла бы, что мы когда-то расставались. Но, наверное, это уже слишком. Мы молча дошли до парковки магазина и устроились в салоне автомобиля. Я завела двигатель и включила печку, только почувствовав, что замерзла.

— Есть ручка и бумага? — спросил Женя.

— Не знаю. В бардачке посмотри.

Я пока взяла забытый телефон и увидела два пропущенных от Богданова и один от мамы. Написав ей сообщение, что перезвоню позже, услышала вопрос:

— Ты в бардачок заглядывала вообще?

Подняв глаза, я увидела у Жени в руках ежедневник. Да уж, знала же о привычке отца все записывать и даже не попробовала найти этот источник информации.

Отрицательно покачав головой, я ответила:

— Только в квартире бумаги просмотрела.

Женя начал листать страницы, и я подалась к его сидению, чтобы тоже видеть. Расписание встреч, дел с именами, датами, временем и местом. Все в одном и том же порядке, четко, понятно. Конечно, здесь было записано не каждое передвижение отца. К чему записывать обычный распорядок? Или, например, не заранее запланированную встречу?

Примерно в то время, когда отец запросил дела Елизаровой и Карпова, он встречался со своим старым другом. Я сразу и не поняла, кто такой Павел Медведев, но потом вспомнила дядю Пашу, однокурсника и коллегу отца. Он появлялся у нас по праздникам, а потом пропал. Мне было лет шестнадцать, кажется. Конечно, я не придала этому значения тогда. Мне вообще до какого-то изредка появляющегося дядьки дела не было, но сейчас стало интересно.

— Надо поговорить с дядей Пашей, — вслух сказала я.

Женя повернул голову, и мы оказались так близко, что я даже перестала дышать. Он смотрел мне в глаза, а потом тихо спросил:

— Какой он?

Я откинулась на своем сидении и, глядя в никуда перед собой, ответила, сразу поняв вопрос:

— Тяжело описывать человека, которого ты любишь больше всего на свете. Характер, конечно, не сахар. И это даже не переходный возраст, он всегда был таким. Когда был маленьким, почти не плакал. Только хмурился точь-в-точь как ты, сжимал кулачки и звуками пытался показать, злится он, больно ему или чего-то хочет…

Замолчав, посмотрела на Женю. Он крутил сигарету, между бровей опять пролегла вертикальная складка, и я боялась, что любое слово может снова спровоцировать его. Как я вообще могла рассказать тринадцать лет жизни ребенка, сидя на парковке перед магазином?

Женя еще немного помолчал, я тоже, бросая на него косые взгляды. А потом… Это было настолько неожиданно, что до меня даже не сразу дошел смысл вопроса. Горло как будто сдавила невидимая рука, разогретый воздух начал искриться, а в груди повернулась раскаленная кочерга.