Кольцо предназначения - Наталия Ломовская Страница 27

Вера вышла из ванной – свежая, розовая, только веки чуть припухли.

– Ты что? Плакала?

– Нет.

Очень твердое это было «нет». Вера, очевидно, справилась с собой и решила счастливой провести эти последние часы с Алексеем.

– У нас магазины не очень хорошие, и их мало, – оправдывалась она, выходя из гостиницы. – Провинция, сам понимаешь... У вас, наверное...

Не то чтобы ей не хотелось ходить по модным магазинам... Припомнился летний поход с Сашей и бело-голубая кофточка, упорно отказывавшаяся сходиться на животе. А если какая-нибудь продавщица опять процедит сквозь зубы: «Сорок четвертый самый большой»? Она ж сквозь землю провалится, прямо к антиподам!

– Мало? Да тут на каждом шагу магазины! Погляди, какая роскошная витрина! Давай зайдем.

«Тут все ужасно дорого», – вертелось у Вероники на языке. Это был один из новых бутиков – почему, кстати, привилось на русской почве это название? Во Франции бутик – магазин-мастерская, где можно приобрести коллекционную модель, там же подогнать под себя...

– Посмотри, какое платье. Оно создано для тебя, – прошептал Алексей. – Попробуй примерить.

– Вечернее платье цвета сапфира, – защебетала невесть откуда вынырнувшая холеная продавщица. – Идеально подойдет барышне! Платье для женственной девушки, не очень длинное, роста не убавит, красивое декольте...

И, продолжая картаво щебетать, увела Веру за бархатную кулису примерочной, вторая продавщица рысцой пронеслась мимо Алексея, держа в вытянутых руках позолоченные босоножки на тонком каблучке.

Оно было волшебным, это платье. Глубокий синий отсвет заставил ярче сиять глаза, тонкий шелк нежно льнул к коже, и плюс тонкие каблуки... Вера чувствовала себя совсем легкой и воздушной.

– Мы его берем, – заверил Алексей, когда к нему вернулся дар речи. – Да, и босоножки.

– Но зачем мне такое платье? – попыталась возразить Вера. – Куда я в нем пойду?

– Куда угодно. На могилу Тургенева, например. Шучу. Ты будешь встречать в нем Новый год... и думать обо мне. А я позвоню тебе в новогоднюю ночь.

– Лучше я.

– Обещай, что позвонишь!

– Обещаю. Только номер мне дай, хорошо?

Вероника рассмеялась, и они тут же обменялись номерами. Сначала Вера набрала продиктованный номер на своем мобильном – телефон Алексея откликнулся сдержанным сигналом. Потом он позвонил ей – просто так, и простенький телефончик Вероники прозвучал незамысловатой мелодией канкана.

Новый год Вере предстояло встречать в одиночестве. Зато в вечернем платье.

Вероника проводила Алексея до аэропорта.

– Мне оттуда недалеко до дома, – объяснила она.

– Надо было напроситься к тебе в гости.

– В другой раз.

– А он будет, этот другой раз?

– Не знаю. Все зависит от тебя.

Словно легкая судорога боли пробежала по его лицу, и Вера решилась.

– Послушай... – Подсознательно она избегала называть его по имени, ей не хотелось привыкать к этим чужим пока звукам, чтобы не повторять их потом длинными одинокими вечерами. – Я чувствую – что-то не то происходит, мы то приближаемся, то удаляемся друг от друга, и я не знаю, как к тебе относиться, чего ждать! Или ничего не ждать?

– Вера, я отдаю должное твоей интуиции. Я не женат, нет. Но я действительно связан некоторыми обязательствами. Скорее метафизическими, чем житейскими. Это сложно объяснить. И сейчас я знаю одно – ты мне дороже всех живущих, дороже всего вообще.

– Если так... Я готова ждать. Решай свои проблемы, разбирайся с обязательствами. Счастливого пути. И не сердись на меня.

У дверей своей квартиры, доставая ключи из сумочки, Вера нащупала тугой рулончик бумаги. Вытянула на свет – деньги. Скрученные стодолларовые бумажки. И записка.

«Не обижайся. Я должен был тебе помочь».

И номер телефона.

Эта назойливая милостыня была оскорбительна, но все же помимо воли она сразу принялась соображать, как лучше распорядиться деньгами. Оставить рынок, поддерживаясь этими средствами, искать хорошую работу... Несомненно, Алексей на это и рассчитывал, когда незаметно, с ловкостью карманника, подсунул ей туго свернутые доллары. Карманник наоборот, он не украл деньги, а дал их, но лишил Веру чего-то большего. Чувства бескорыстной нежности, быть может? Он хотел помочь ей в бедственном положении, а вышло так, что обидел бестактностью. Неужели совсем не знает женщин или знает их слишком хорошо?