Мужчина в кармане [= Теплая снежинка ] - Юлия Климова Страница 27

Вопрос на засыпку: Кто взрослее – дети или родители?

Ответ: Без комментариев.

Я считаю, новогодний ажиотаж не должен стучаться в окна и двери слишком рано. Дед Мороз со Снегуркой вправе рассчитывать на яркую искреннюю встречу, а не на дежурное: «Ну ладно, заходите, раз пришли, и накладывайте оливье сами…» Если уже с ноября магазины, офисы, лавчонки усиленно навязывают атмосферу Нового года (не нуждающегося в рекламе), то к концу декабря любимый праздник безвозвратно прокисает и превращается в расслоившуюся жижу. И я рада, что в этом году ничего подобного не случится. Только вчера, подъезжая к дому, я увидела первую лохматую гирлянду на торговой палатке и только сегодня, подыскивая для Эммы Карловны Фогли скромный презент, наткнулась на красивейшие блестящие шары, мишуру и открытки. На лице тут же появилась глупая улыбка.

Не знаю почему, но мне стало удивительно весело.

Покупая набор елочных игрушек, содержащий дедку, бабку, внучку, репку и непонятного барашка, я здорово рисковала. А уж отправляя в пакет бутылку шампанского, я просто вставала на край пропасти под названием: «Дорогая, а где ты собираешься отмечать Новый год? Надеюсь, со мной?» Да, я подталкивала мамулю к подобным словам и вопросам, правда, они грозили мне лишь в том случае, если в данный момент в ее личной жизни царил штиль, наличие же поблизости бородатого художника, ловкого адвоката или успешного бизнесмена автоматически освобождало меня от этой повинности. Мама, надеюсь, у тебя все в порядке.

Сегодня, кстати, мне приснился Кондрашов. Злой, как тысяча чертей, он требовал десять гектаров земли, метался по гостиной и постоянно повторял: «Не зря я на тебе не женился, не зря я на тебе не женился!» Сон был приятный, и я расстроилась, когда проснулась…

Моя мамуля проживает в роскошном комплексе «Квинта» – на краю Москвы, и по дороге я успела передумать о многом. Карьеру жалко, но Бондаренко обычно долго зла не держит, и есть, есть надежда на скорое прощение. Кто ж знал, что так получится, что чуть ли не за сутки я ласточкой взлечу на первую строчку рейтинга невест, а затем загремлю вниз скукоженным башмаком! Конопушки ему мешают сосредоточиться, ноги слишком длинные… Ну, извините, Дмитрий Сергеевич! Не угодила! А вообще, эти претензии не ко мне, а к вашей подружке Эмме Карловне и к моему бесследно исчезнувшему отцу. У меня еще несколько волшебных родинок имеется, не буду говорить где, пусть это в дальнейшем станет для вас сюрпризом!

С трудом сдержав смех, я нажала кнопку дверного звонка.

– Проходи, дорогая. – Маман чмокнула меня в щеку, критически оглядела с ног до головы, отошла в сторону и вздернула подбородок, демонстрируя свой бесподобный внешний вид. – Ты могла бы приезжать чаще, но, конечно, тебе некогда, нужно десять раз позвонить, чтобы ты появилась.

Вообще-то реальная ситуация прямо противоположна – мама позвонила вчера вечером только один раз, и я уже здесь, а до этого звонила ей я, но… хм… не сложилось.

– Это тебе, – протянув пакет с новогодним приветом, я принялась расстегивать пальто.

Она действительно очень хорошо выглядит, и пятьдесят законных лет (день рождения в этом году стал настоящей трагедией, и цифра «пятьдесят» была запрещена к произношению вслух) кажутся ошибкой паспортного стола. Даже дома она была одета по первому разряду, накрашена, тщательно причесана, с осанкой аристократки, с идеальным маникюром и уместными украшениями на шее и пальцах – настоящая светская львица, пиковая шапочка богемы. Эмма Карловна Фогли. Ага. Рядом с ней вполне можно чувствовать себя горемычной Золушкой, к которой так и не пришла крестная фея (замученная приступами склероза).

– Спасибо, очень мило.

– Пол-Москвы обегала, пока нашла, – серьезно ответила я и направилась в просторную столовую, где мне обязательно нальют зеленый чай и откажут в сахаре.

О, этой квартире позавидовал бы даже Листопадов! Высокие потолки, просторные комнаты, отличный вид из окна, дорогая мебель и каждая мелочь на своем месте. Только спальня, оформленная в Барби-тонах, всегда вызывала у меня резкое отчуждение. Я никогда бы не смогла жить в розовой коробке, спать на обязательно-розовой простыне и ступать по розовому ковру – глаза разболелись бы от ужаса, я уж не говорю о сердце. Но мама видит в этой декорации оттенки молодости.

– Ты похудела, – констатировала она, ставя передо мной чашку с зеленым чаем.

– Не замечала, – дернула я плечом, втайне надеясь на два запретных кусочка сахара.

– Сахара не будет, – улыбнулась маман, усаживаясь напротив. – Сахар – это зло.

– Н-да… я помню…

Мы посмотрели друг на друга, обе поджали губы, встретились взглядами и сделали по глотку чая.

Моя мама. Это моя мама.

– Девочка моя, я рада твоему приезду. Помню, помню – ты хотела заехать еще месяц назад, но я замоталась… прости, и к тому же я была не одна…

– Ерунда.

– Я подтянула веки, нравится?

Внимательно изучив мамины веки, я еще раз дернула плечом: вспомнить бы, какие они раньше были…

– Ты опять перекрасилась в блондинку, – увильнула я, осторожно возвращая хрупкую чашку на блюдце, – вот это я заметила сразу.

– Да, рыжий цвет быстро надоедает.

Она развернулась, положила ногу на ногу, сдула со лба локон светлых волос, придвинула к себе пачку сигарет, и через пару секунд воздух окрасился ароматами вишни и дыма.

– Неужели сахар вреднее курения? – поинтересовалась я, продолжая надеяться на сладкий чай.