Хафиз и пленница султана - Самид Агаев Страница 26

Неизвестно, что ответила бы на это Йасмин – в этот момент послышался стук в дверь.

– Кто это? – испугалась Йасмин.

Али пожал плечами.

– Пойду, посмотрю.

– Не открывай никому.

– Не бойся, сиди спокойно.

Али вошел в дом, приблизился к входной двери и спросил:

– Кто там?

– Это я, староста, я пришел посмотреть, как вы устроились.

Подумав, Али отпер дверь. Староста вошел, хозяйским взглядом окинув комнату, проследовал в следующую комнату. Али последовал за ним.

– Ты что-то ищешь? – прямо спросил он.

– Нет, просто смотрю, не надо ли вам чего.

Но он явно пришел неспроста. Когда староста вдруг направился в сад, Али сообразил, что он сейчас увидит Йасмину с распущенными волосами. Но девушка сидела в головном уборе и выглядела вполне себе мальчиком.

– Ладно, – сказал староста. – Вижу, все в порядке, отдыхайте, завтра пришлю к вам женщину, убраться в доме. А вы кто будете вазиру, родственники?

– Я его катиб, буду здесь работать над его бумагами.

– Пойду, – сказал староста и, бросив взгляд на Йасмину, направился к выходу.

Али, заперев за ним дверь, вернулся в сад.

– А ты молодец, – сказал он, прихватив кувшинчик с вином. – Сообразила. Не ожидал.

– А чего ты ожидал? Что я глупей тебя? А это что ты принес, все-таки пить будешь?

– Совсем немного, – сказал Али. – А?

– Имей в виду, – предупредила Йасмин, снимая с головы шапочку, – Напьешься, позволишь себе вольности – тебе несдобровать.

– Хватит меня пугать, и так весь день в страхе провел.

Али сломал глиняную печать и наполнил вином чашу, пригубил, сморщился и выплеснул его на землю.

– Уксус, – сказал он. – Испортилось.

– Так тебе и надо, будешь слушать меня.

– Это ты сглазила. Заладила: не пей, да не пей. Раз в жизни захотелось вина выпить, а оно тут же в уксус превратилось. У Иисуса уксус в вино превращался, а у меня наоборот. Ладно. Как думаешь, староста узнал тебя?

Йасмин пожала плечами.

– Вообще-то я его не помню.

– Главное, чтобы он тебя не помнил. Не нравится мне он. Твой отец ничего не говорил о нем?

– Отец со мной не говорил о делах. Хотя про старосту я что-то слышала.

Кажется, он хотел его снять, как-то он себя неправильно вел во время монгольского нашествия. Но потом оставил его на своем месте.

– В трудных ситуациях человек всегда очень быстро проявляет свое истинное лицо.

– Значит, я ужасная трусиха.

– Почему?

– Потому что все время боялась, что монголы возьмут город, и нас всем убьют.

Мой отец с самого начала был настроен защищать город. Но атабек пошел на переговоры с татарами, откупился и приказал перебить хорезмийский гарнизон. Мой отец был против этого. Но с атабеком не поспоришь. Но татары вернулись и вновь осадили город. Узбек уже удрал к этому времени, и моему отцу уже никто не мешал занять оборону. Когда татары увидели, что Табриз укреплен, они решили довольствоваться откупом. Мой отец решил, что его размеры приемлемы и выполнил их условия.

– Вот, значит, почему Джалал ад-Дин напал на нас, из-за убитых хорезмийцев.

– Да, наверное. А где ты был в это время, ты ведь не табризец?

– Я из Байлакана, я закончил медрэсе, а в то время я был на стенах среди защитников города.

– Это там ты научился убивать?

– Я не мог поступить иначе, это был мародер, и он пришел грабить твой дом. Я же защищал тебя. Ты что, не поняла, что он хотел изнасиловать тебя?

– Поняла, поняла, совсем необязательно произносить это вслух.

– Извини, мне показалось, что ты осуждаешь меня.

– Ты не будешь это доедать? – спросила Йасмин, показывая на ломоть хлеба, лежащего перед Али.

– Нет, ешь, пожалуйста, – сказал Али, пряча улыбку.

– Не смей улыбаться.

– Однако пора отдыхать. Где ты будешь спать?

– У меня в этом доме есть спальня.

– Хорошо, пойдем, я тебя провожу.

Али отвел девушку в ее комнату, которая была сплошь устлана коврами, отчего в комнате воздух был еще тяжелей. Али отворил окно.

– Зачем ты открыл? – настороженно спросила девушка.

– Надо проветрить, дышать нечем.

– Не забудь закрыть.

– Обязательно.

У стены стоял сундук. Йасмин подошла к нему.

– Здесь лежит постель.

Али поднял крышку, извлек оттуда постельные принадлежности.

– Можешь себе тоже взять, – разрешила Йасмин.

– Спасибо, добрая девушка. Я пойду на крышу спать, если ты не возражаешь.

– Я не возражаю, только окно закрой.

Али закрыл окно.

– Спокойно ночи.

– Светильник оставь мне.

Али поставил светильник на сундук, взял подмышку тюфяк, одеяло, муттаку ^[80] и вышел из комнаты. Услышал, как за спиной стукнула дверная щеколда.

Осторожно шаря руками в темноте, он вышел в сад и по лестнице поднялся на плоскую крышу. Видно, Шамс проводил здесь немало времени, так как здесь все было устроено для отдыха: две сколоченные из дерева лежанки, круглый низкий стол с каменной столешницей. Само место отдыха было огорожено каменными столбиками, видимо, для того, чтобы никто во сне не свалился с крыши. Али аккуратно расстелил матрас и с наслаждением вытянулся на нем, устремив взгляд в звездное небо. Некоторое время он мысленно перебирал события минувшего дня, улыбаясь, долго думал о Йасмин, а затем как-то неожиданно заснул. И, как ему показалось, мгновенно проснулся оттого, что кто-то шепотом повторял:

– Эй, эй, эй, ты, секретарь.

Али приподнялся на локте, увидел чью-то голову над лестницей. Распознав знакомые нотки, он сиплым со сна голосом сказал:

– Меня, между прочим, зовут Али.

– Секретарь Али, – произнесла голова.

– Можно просто Али.

– Али.

– Вот так значительно лучше. Я слушаю тебя.

– Я не могу заснуть, мне страшно там одной, – жалобно сказала девушка.

– Хочешь, чтобы я разделил твое одиночество?

Девушка не сразу ответила. В предложении Али ей почудился какой-то подвох.

– Мне страшно там спать, – наконец повторила она.