Путешествие дилетантки - Ирина Карпинос Страница 26

– Женя, Женечка, собирайся скорее! Мы опоздаем на киевский поезд. Что значит, не хочешь уезжать из Москвы? Там такая красота! Место, где сняли дачу, называется Ирпень. Туда и Асмусы приедут, и Нейгаузы. Для Гаррика уже рояль перевезли. Мы целыми днями будем слушать музыку, ты будешь писать свои картины, я – стихи. У нас опять все наладится…

Евгения Владимировна Лурье считала себя очень талантливой художницей, а своего мужа Бориса Леонидовича Пастернака – не слишком большим поэтом. Но тем не менее она и их семилетний сын Женя жили исключительно на средства, которые отец семейства зарабатывал на ниве литературы. Они поженились в 1922-м году, и Женя хотела, чтобы Боря взял ее благородную фамилию – Лурье, которая звучала куда солиднее, чем какой-то там овощ. Но Борис не желал обижать своего отца Леонида Осиповича, известного художника-импрессиониста, и остался при фамилии Пастернак. Они поселились в родительской квартире на Волхонке, вернее, в небольшой ее части, бывшей мастерской. После того, что родители Бориса эмигрировали в Германию, моментально последовало квартирное уплотнение. Правда, разрушенный гражданской войной быт худо-бедно налаживался, и Борис решил вывезти Женю на полгода за границу и познакомить с родителями. После возвращения в Москву у четы Пастернаков родился сын Женя. На дворе золотился сентябрь 23-го года… Ульянов-Ленин находился при смерти, и уже приступил к исполнению обязанностей генсека рябой усатый вождь. Творческая интеллигенция, выбравшая жизнь при большевиках, надеялась на то, что все постепенно устаканится. Борис Пастернак зарабатывал переводами своих любимых грузинских поэтов, но и для себя писал много и удачно. Кровавые послеоктябрьские годы сменились временным относительным затишьем…

Когда в апреле 30-го грянул выстрел Маяковского, пуля срикошетила и в 40-летнего Пастернака. Самоубийство человека, с которым Бориса связывала дружба-вражда, обострило внутренний разлад, семейные неурядицы и творческую неудовлетворенность Пастернака. «Он, сам себя сравнивший с конским глазом», был в этом возрасте красив как никогда. Аристократично вылепленная голова, яркие янтарные глаза, губы африканского бога моментально привлекали внимание и мужчин, и женщин. Даже его искусно скрываемая хромота придавала походке легкость и изящество. (В 13 лет Боря упал с лошади и долго лежал в гипсе, нога срослась неправильно, и он прихрамывал всю жизнь, но так, что никто об этом не догадывался).

– Он одновременно похож на араба и на лошадь араба, – восхищенно шутила влюбленная в него Марина Цветаева.

Между ними разгорался эпистолярный роман. Два гения упивались стихами друг друга и разговаривали в письмах на языке поэтов, понятном только им двоим. Женю Лурье эта переписка злила все больше. Эмигрантка Цветаева и советский литератор Пастернак мечтали когда-нибудь соединиться на всю оставшуюся жизнь. В этих мечтах, правда, не было места ни мужу Цветаевой, ни жене Пастернака.

И вдруг в одном из писем Марине Борис обмолвился о том, как он любит свою Женю. Цветаева ему этого не простила. Эпистолярный роман постепенно захирел. Но истинная беда была в том, что Женя не слишком пылко любила своего мужа. Вернее, не так пылко, как ему хотелось. Молодая художница была занята исключительно собой и своим изобразительным искусством. И ведать не ведала, что под одной крышей с ней живет великий поэт. Так что на пороге своего 40-летия Борис Пастернак уже был полностью готов к новой любви. От этой любви родились книга стихов «Второе рождение» и сын Леня. Но все было не так быстро и не так просто…

На стыке 20-х и 30-х годов существовала еще небольшая свобода выбора. Ездить за границу уже стало почти невозможно, но дома можно было вполне благополучно сохранять позицию попутчика. Усатый вождь стремительно превращался в тирана, но почему-то вызывал все большее восхищение у народонаселения Советского Союза. Интеллигенция, директивно обозванная прослойкой, разделяла это восхищение. Насильственная индустриализация огромной аграрной страны вызывала у Пастернака священный трепет. Он сравнивал Сталина с императором Петром, а его новая любовь Зинаида Нейгауз с гордостью говорила о своих детях:

– Мои мальчики больше всех любят Сталина. Я у них только на втором месте.

Зинаида Николаевна была дочерью жандармского полковника. Но в своих воспоминаниях любила подчеркивать не это, а то, что в ее жилах течет 50 процентов итальянской крови. Она действительно была красива той южноевропейской красотой, которую ценил эстет Борис Пастернак. Его жена Женя была более тонкой, а потому и более невротической породы. Поэт был душевно истощен эгоцентризмом жены, ему не хватало здорового женского начала. И пока Женя на даче в Ирпене ходила с этюдниками писать пейзажи, Борис посещал чету Нейгаузов. Генрих Густавович очень быстро стал любимым другом Пастернака. Он был великим музыкантом и воскресил в памяти Бориса времена, когда будущий поэт собирался стать композитором и учился у самого Скрябина.