Письмо Софьи - Александра Девиль Страница 26

Кучер Терешка, восседавший на козлах, с откровенным любопытством воззрился и на барышню, и на Заборского с Цинбаловым, которые еще не успели отъехать с пустыря.

Офицеры, оглянувшись на Домну Гавриловну, почтительно ей поклонились, но не стали ни задерживаться, ни пускаться в объяснения. Но, видимо, пожилая дама и сама все поняла, потому что первым делом спросила у Софьи:

– Что здесь было? Дуэль?

Девушка молча кивнула, не поднимая глаз.

– Так я и думала, – вздохнула Домна Гавриловна. – Призванов с Горецким стрелялись? Что, ранен кто-нибудь?

– Нет.

– И то хорошо. А только слухи все равно пойдут. Зачем ты сюда прибежала? Теперь еще больше разговоров будет, и все не на пользу твоему доброму имени. Вот дура-то!.. Ну, чего топчешься на месте? Садись, надо ехать. Неровен час гроза начнется.

Софья покорно взобралась на дрожки. Кучер погнал лошадей резвой рысью и успел въехать в ворота усадьбы как раз в тот момент, когда первые крупные капли дождя упали на землю.

Оказавшись в доме, девушка сразу же уединилась в своей комнате.

Гроза бушевала за окном и на душе у Софьи. Горечь потерянной любви смешивалась в ее сознании с тяжкими раздумьями о своей неприглядной будущности. Юрий объявил, что никогда не поверит ей и не простит. Домна Гавриловна ясно дала понять, что больше не будет для Софьи доброй покровительницей и не оставит ей наследства. Дальнейшая жизнь теперь представлялась девушке лишь безотрадной чередой испытаний, которые ей предстоит пройти в одиночестве, не имея защиты в лице мужа или любящих родственников, не имея ни положения в обществе, ни достаточных средств для достойного существования.

Софья металась по комнате, слушая завывания ветра и раскаты грома, потом плакала, прижавшись лбом к оконному стеклу, в которое бились, не переставая, тяжелые капли дождя, напоминавшие ей безудержные слезы. Наконец, немного успокоившись, она села на кровать и обхватила голову руками.

В этот момент раздался стук в дверь и осторожный голос Евгении:

– Софья, можно к тебе войти?

И девушка вдруг ощутила потребность хотя бы отчасти излить кому-то свою душу. Эжени подходила для этого больше других. Она была не менее опытна и мудра, чем Домна Гавриловна, но гораздо более снисходительна и легка в общении. Несмотря на разницу в возрасте между Софьей и Эжени, тоже довольно значительную, девушка не побаивалась ее, как суровую, пусть и добрую в глубине души, Домну Гавриловну, и даже могла считать тетушкину компаньонку своей старшей подругой и советчицей.

Софья открыла дверь, и в комнату вошла Евгения с подносом в руках.

– Давай-ка, милая, поешь, ты сегодня с утра голодаешь, так не годится. Печаль печалью, а есть-то надо.

Запах кофе и свежеиспеченных булочек пробудил в девушке аппетит, и она с благодарностью приняла заботу Эжени.

Пока Софья ела, Эжени стояла у окна, рассеянно наблюдая за колыханием мокрых веток в саду, потом села на кровать рядом с девушкой и обняла ее за плечи.

– Не хочешь ли со мной поговорить, Софи?

– Хочу, но мне стыдно… и горько. – Софья опустила глаза, теребя в пальцах бахрому покрывала. – Все меня обвиняют, а я ведь ни в чем не виновата. Но не в силах этого доказать. Понимаешь?

– Как я могу что-то понять, если толком ничего не знаю? Горничные болтают, будто ты ночью принимала у себя того красивого офицера, графа, а твой жених об этом дознался и устроил скандал. Но я не верю, что ты могла изменить Юрию. Ты девушка умная, порядочная, да и любишь своего жениха. Ведь так?

– Юрий мне больше не жених, он от меня отказался, – тяжело вздохнула Софья. – А граф Призванов – негодяй. Он заключил пари с Заборским, что переспит со мной.

– И что же… он выиграл это пари? – осторожно поинтересовалась Евгения. – Но я не верю, что он мог так быстро тебя соблазнить.

– Конечно, он меня не соблазнил в обычном смысле слова. Он просто подсыпал мне в воду сонного зелья, пробрался ночью в мою спальню и…

– Но почему же ты никому об этом не сказала? Почему не подняла крик, когда проснулась?

– Он запугал меня. Ему в руки попало одно письмо, которое может меня скомпрометировать.

– Что за письмо?

– Неважно. Там нет ничего серьезного… но подобные письма могут привести к серьезным последствиям, если предъявить их в нужное время и в нужном месте. Во всяком случае так он мне сказал.

– Это было письмо твое или к тебе?

– Не спрашивай, Эжени, и никому об этом не рассказывай. Теперь уже все равно, все кончено. Я испугалась и упустила момент, когда еще можно было что-то предотвратить.

– Но ты ведь еще можешь объясниться с Юрием! Он тебя поймет, если любит.

– Юрий теперь ненавидит и презирает меня. Пусть я не виновата в своей невольной измене, но факт самой измены налицо, я потеряла невинность.

– Это все устаревшие предрассудки. Мало ли невест, которые теряют невинность до свадьбы? Любящий жених не будет допытываться, девушка его невеста или нет.

– Гм, Призванов говорил примерно так же, – невесело усмехнулась Софья. – Но беда в том, что приключился скандал с участием таких сплетников и злопыхателей, как Заборский, Цинбалов, Варька… Как бы я ни оправдывалась перед Юрием, он не простит мне публичного позора. А уж его мать и родственники…

– И все-таки тебе надо попытаться с ним поговорить.

– Но как? Где я его теперь найду?

– А я не думаю, чтоб он так уж сразу уехал к себе в имение. Наверняка еще немного задержится в Харькове или у своего дяди в Люботине. Хочешь, я попробую его найти? Поеду в город вроде бы по хозяйственным делам, да и узнаю, где он, как он. Скажу ему, что ты хочешь с ним объясниться.

– Неужели это еще возможно, Эжени? – просияла девушка. – Я бы так была тебе благодарна… Только тетушке ничего не говори, ладно?

– Конечно, не скажу. Домна Гавриловна не приветствует, когда что-то делается без ее ведома. Но, поверь, несмотря на суровость, она по-своему добра и любит тебя.

– Теперь я и ее любовь утратила, – вздохнула Софья.

Она бы еще хотела продолжить разговор с Евгенией, но тут дверь распахнулась, вошла Домна Гавриловна и, окинув собеседниц подозрительным взглядом, спросила:

– О чем это вы тут шепчетесь?

– Да, в общем, ни о чем, – пожала плечами экономка. – Я вот принесла Софи поесть, а то ведь она не хочет выходить в столовую. Но не сидеть же ей целый день голодной, верно?

– Выходить в столовую она не хочет! – криво усмехнулась Домна Гавриловна. – Что же ты, голубушка, теперь так и будешь от всех прятаться? Все равно ведь когда-то придется переморгать свой стыд и выйти на люди.

– Да ведь и стыда-то никакого нет! – вставила слово Евгения. – Просто некие подлецы захотели скомпрометировать Софи, вот и все.