Предать - значит любить - Светлана Лубенец Страница 26

Если подвести итог размышлениям, то выходило, что Елена Матвеевна вполне могла надругаться над фатой, но оставалось непонятным – зачем.

А может быть, фату изрезала Славочка? Катю пробрал мороз при этой мысли. Как можно заподозрить несчастную инвалидку в таком ужасном поступке? Ей-то зачем изводить Катю? Чем она ей мешает? Они почти не общаются с тех пор, как Катя почувствовала, что ей со Славочкой скучно. Уж лучше с Дусей болтать на кухне. Нет, совершенно невозможно представить, как эта великая книгочея Славочка своими прозрачными пальчиками рвет фату. Впрочем, почему пальчиками? Ткань явно резали ножницами. Но к чему это тихой, мирной Славочке, которая в самом начале их знакомства абсолютно бескорыстно предлагала им с Герой свою комнату? То есть как бы заботилась не только о брате, но и о Кате. Зачем же вдруг она начала бы устраивать жене брата гадости?

В общем, совершенно странное, бессмысленное и какое-то нелогичное преступление. Кроме того, оставался открытым вопрос: рассказывать ли о фате Герману? Или Дусе? Да и вообще – всем? Может быть, стоит после ужина сходить в комнату за фатой и предъявить ее всем сразу. Может быть, кто-то сразу выдаст себя? Может, кто-то о чем-то сразу догадается или хотя бы выдвинет предположение? Фата – не крыса, которая, возможно, сама по себе прибежала помирать под кровать молодоженов Кривицких.

Так и не приняв решения, Катя встала с диванчика, вышла в коридор, столкнулась с вернувшейся с рынка Дусей, красиво румяной с мороза. Поставив прямо на пол две полные продуктов корзинки, она развязывала пушистую оренбургскую шаль, когда увидела безобразный комок, который сжимала в руках Катя.

– Что это у тебя за гадость? – спросила, снимая черный котиковый полушубок.

И Катя решилась. Если не считать Германа, Дуся – единственный в доме человек, неравнодушный к ее судьбе. Может быть, она посоветует, как лучше поступить.

– Это моя фата, – пролепетала Катя и развернула то, что держала в руках.

– Батюшки! – воскликнула Дуся. – Где ты ее взяла?

– У себя в шкафу...

Ни слова больше не говоря, Дуся отобрала у Кати фату и пошла с ней в свою комнатку, к окну. Там долго вертела обезображенный кусок тюля в руках, прежде чем сказать:

– Бежать тебе надо из этого дома, девка.

– Как бежать? – с трудом вытолкнула из себя Катя. – Куда бежать? Зачем?

– Затем, что этот человек, судя по всему, не успокоится, пока не сживет тебя со света!

У Кати задергалось правое веко. Она прижала его пальцем и с присвистом, который, казалось, вырывался из самого живота, спросила:

– Кому понадобилось сживать меня со света? Зачем?

Вместо ответа, Дуся сказала:

– А ну, пошли к Елене!

– В смысле... к Елене Матвеевне?

– Конечно, к ней. Она у нас в доме одна Елена! – Дуся, зажав в руке фату, решительно пошла к выходу из комнаты.

– Нет!!! – истерично взвизгнула Катя.

Дуся, остановившись в дверях, посмотрела на нее с таким удивлением, что бедной Кате пришлось продолжить:

– К ней сейчас нельзя!! Она очень рассердится!!

Дуся зачем-то бросила взгляд на настенные часы и, чертыхнувшись, спросила:

– А ты откуда знаешь?

– Я... я очень испугалась, когда увидела фату... Я не знала, куда пойти. Тебя нет... Не к Славочке же мне было идти!

– И тебя понесло к Елене?

– Да... понесло... больше мне было некуда идти...

– Ну и ты, конечно, застала ее с этим козлом, Иваном Игнатьевичем?

– Ну... может быть, это был Иван Игнатьевич... не знаю... – прошептала Катя, а потом истерично выкрикнула: – Только почему бы им не запереться, Дуся?! Откуда же мне было знать, что Елена Матвеевна не одна!

– А зачем им запираться, когда весь дом знает, что по вторникам после завтрака у нее бывает этот Ванятка?

– Как весь дом знает? – ошалело спросила Катя.

– А так. Знают, и все. Конечно, считается, что он приходит лечить ее от мигреней, но... Хотя, может быть, это самый лучший способ борьбы с мигренью и есть, – усмехнулась Дуся.

– А мигрень... это что?

– Ну... что-то вроде затяжной головной боли.

– А таблетки какие-нибудь... например, пирамидон... ей не помогают? У меня мама всегда пьет пирамидон, когда у нее болит голова.

Дуся опять как-то нехорошо усмехнулась и ответила:

– Похоже, что Елене лучше пирамидону помогает сам Иван Игнатьевич.

Катя почувствовала, как к щекам приливает горячая кровь. Она схватилась ладонями за пылающие щеки и сказала:

– Не понимаю, как можно изменять Виталию Эдуардовичу даже и из-за мигрени?

– А вот так и можно! Скучает она.

– Кто?

– Елена. Ты уже довольно тут пожила, чтобы понять: Виталия дома почти не бывает. Он в больнице да в больнице... А Елене что прикажешь делать?

– Ну... не знаю... Может быть, работать пойти?

– Да она уже и забыла, как это – работать... Почитай, больше двадцати лет не работает, а тут вдруг взять и пойти! Да и вообще, жене хирурга Кривицкого работать не к лицу!

– Как это?

– Ну... не знаю... Некрасиво... Засмеют... Жена такого известного в городе человека, как Виталий, должна сидеть дома и... украшать его.

– Она украшает, – согласилась Катя. – Елена Матвеевна очень красивая.

– Ага! Но красота не мешает ей скучать.

Катя немного подумала, потом проговорила:

– Вот ты сказала, что все в доме знают про... ну... в общем, понятно про кого. А Виталий Эдуардович знает?

– Думаю, знает...

– И как же он терпит! Этот Иван Игнатьевич такой противный...

– Не нам с тобой, Катюха, обсуждать их проблемы, – перебила Дуся. – Откуда мне знать, почему он терпит. Может, сам уже разлюбил Елену, может, когда отсутствует, не всегда бывает в больнице. Может, и у него есть любовница...

Катя в ужасе покачала головой. Она даже не могла представить, чтобы такой порядочный человек, как отец Германа, мог иметь любовницу. Разве он умеет обманывать? Да у него на лице написано, что не умеет...

– В общем, так... – Дуся решила подвести итог разговору. – Мне сейчас надо обед сготовить. Я уж этим и займусь. А ты иди пока в свою комнату и ничего не бойся. Как только закончится у Елены это ее... лечение, мы с тобой с ней обязательно поговорим.

Катя вдруг вспомнила, что заявила Дуся, когда внимательно осмотрела фату перед окном, и сказала:

– Но ведь ты, мне кажется, сама все знаешь! Ты же сказала, что этот человек не успокоится, пока не изведет меня! Кто этот человек? Что ему от меня надо?!