Государева охота - Елена Арсеньева Страница 26

Дашу все слушали как завороженные, однако пуще остальных былпоражен ее рассказом молодой император. Он весь обратился в слух, он не сводилглаз с девушки, которая с первого взгляда очаровала его красотой, а теперьявила такую силу духа, какую не часто и в мужчине встретишь.

С самых первых дней рождения надышавшийся воздухомпридворной жизни, пропитанной ложью, хитросплетениями, злыми кознями иковарством, он мало что знал о чистых помыслах, самоотверженности идобросердечии. Воинская храбрость — да, это поражало его воображение. Однакоона была всегда связана с жестокостью — таковы уж законы войны! А милосердие идругие добродетели человеческие оставались принадлежностью житий святых иотвлеченных нравоучений. Ни разу в жизни ему не приходилось стать свидетелемпоступка, не имеющего под собой никакой корысти, видеть жажду мести не заличную обиду, а во имя справедливости, Петру часто говорили — и Остерман, истарший Долгорукий, и князь Иван, и очаровательная тетушка Елизавета, ииспанский посланник де Лириа, который очень нравился молодому царю, и ещераньше Александр Данилович Меньшиков, — да и вообще, чудилось, со всехсторон твердили ему: цель оправдывает любые средства. Но беда состояла в том,что никакой цели Петр перед собой не видел! Слова о величии государстваоставались для него лишь призраком, а средства для достижения этого величиябыли ему подсказаны другими, часто недобросовестными, пекущимися лишь о личнойвыгоде людьми. И почему-то именно сейчас — как ударило! — он впервыеосознал, что живет чужим умом, чужими страстями, чужой враждой и дружбой, чтовсе это ничуть не волнует его, что жизнь его, в сущности, пуста, хотя заполненаразвлечениями с утра до вечера, а часто им посвящена и ночь.

Он помрачнел, задумался, на миг ощутил сосущую тоску... носладким ядом власти уже слишком давно была отравлена его кровь, и этузастарелую отраву не взять было новым, еще толком не осознанным, легкимчувством восхищения перед незнакомой девушкой. Более того! Малейшее сомнение всебе раздражало мальчика, привыкшего кругом срывать цветы восхищения... пустьдаже фальшивые. Ему захотелось хоть как-то, хоть мысленно, восторжествовать наддевушкой, которая заставила его почувствовать себя несчастным. Он сновавообразил ее в своих объятиях, представил ее покорность, ждущий трепет, страхперед ним... перед мужчиной и властелином. И кивнул, довольный, ибо уже решил,что надо делать, — сам решил.

— Ваше сиятельство, Алексей Григорьевич, —произнес Петр с той рассудительной важностью, которая порою являлась вдруг вего повадках и представляла собой полную противоположность неровной манереповедения и неопределенному, полудетскому лицу, — в самом деле, пора ужмилосердно вспомнить о раненом. Немедленно известите герцога де Лириа, чтобыпозаботился о своем человеке и забрал его. Вашу же осиротевшую родственницу,думаю, пригреют в вашем доме. Княгиня Прасковья Юрьевна известна своейдобротой... Буду счастлив видеть Дарью Васильевну всякий раз, когда Богприведет побывать у вас в гостях.

Петр неприметно кивнул сам себе, чрезвычайно довольный, какскладно, совершенно по-взрослому высказался. Он заметил озадаченное выражение,промелькнувшее на лице Алексея Григорьевича. Ничего, пусть только старый лиссделает вид, что не понял намека: император желает новых встреч с этойдевушкой! И нечего подсовывать ему надменную княжну Екатерину — если ужгосударь сам не может выбрать себе даму сердца, тогда какой он вообщегосударь?!