Три женщины одного мужчины - Татьяна Булатова Страница 26

– Ты испортил мне всю жизнь! – разрыдалась Тамара Прокофьевна, услышав историю курортного романа. – Всю жизнь! А теперь тебя потянуло на приключения?

– Это не приключения, – оправдывался Николай Робертович, пытаясь сохранить самообладание. – Это любовь.

– Какая любовь? – не верила своим ушам Тамара Швейцер. – Какая у тебя может быть любовь, когда ты полный импотент и полное ничтожество в постели? Кому ты веришь? Продажной девке, на которой клейма негде ставить? Курортной проститутке? Да она тебе скажет все, что угодно, лишь бы вытянуть из тебя как можно больше! Сколько ты ей платил?

Николай Робертович не считал нужным даже оправдываться. Он терпеливо ждал, когда истерика жены пойдет на убыль, и думал о своем: о том, как он вернется к Алесе и как они будут счастливы до конца его дней.

– Мразь! – бушевала Тамара Прокофьевна. – Я поеду в Кисловодск! Я найду на нее управу.

– А зачем? – тихо поинтересовался Швейцер и посмотрел на жену. – Ты все равно ничего не изменишь. Я люблю эту женщину и хочу быть с ней рядом. И буду с ней рядом, чего бы мне это ни стоило.

Услышав это, Тамара Прокофьевна схватилась как утопающий за соломинку.

– Я все расскажу Жене.

– Ты имеешь полное на это право. Но прежде, чем ты это сделаешь, я поеду в Верейск и сам расскажу своей дочери об этом.

– Зачем?

– Чтобы ты понимала: у меня все серьезно. И я знаю, Женечка меня поймет. Не сразу, но поймет.

– Ты убьешь ее, – решилась на откровенный шантаж Тамара Прокофьевна. – Так же, как убил меня. И я тебя прокляну.

– Ну… не в первый раз.

– Нет, – не согласилась с мужем Швейцер. – В первый. Я уничтожу и тебя, и твою любовницу. Я это сделаю, – пообещала Тамара Прокофьевна, а потом подошла к супругу и рухнула перед ним на колени. – Посмотри, – завыла она. – Посмотри на меня, Коля. Посмотри, какая я страшная. У меня седая голова. – Она отколола шиньон, и Николай Робертович впервые увидел, что жена практически полностью поседела. – Кому я теперь нужна? Вот, – протянула она к нему жилистые руки с узловатыми пальцами. – Я просто никогда не жаловалась. Посмотри на это. – Она пошевелила пальцами, как осьминог щупальцами.

Швейцеру стало жутко.

– Если ты уйдешь, я наложу на себя руки, – неожиданно спокойно произнесла Тамара Прокофьевна, и слезы ее высохли. – Отравлюсь. Ты все равно не будешь с ней счастлив! – сорвалась она на крик и распласталась в ногах у мужа.

Надо ли говорить, что ни в какой Кисловодск Николай Робертович не вернулся. Зато спустя полгода туда тайком поехала сама Тамара Прокофьевна и даже побывала на приеме у главного врача клиники, где не так давно ее супруг восстанавливал подорванное на бухгалтерской ниве здоровье.

– По закону я не могу уволить беременную сотрудницу, – сослался на КЗОТ главврач Угрехилидзе.

– А потворствовать аморальному поведению сотрудников вы можете? – глядя прямо в глаза собеседнику, скривилась Тамара Прокофьевна.

– Что вы имеете в виду?

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Я член партии с 1945 года, и мне хорошо известно, как партия относится к разрушению семьи. Вы, если угодно, причастны к этому, потому что не контролируете поведение собственных сотрудников. Мне думается, как старший товарищ по партии, я вполне могу поставить в известность компетентные органы, чтобы они более тщательно подбирали партийные кадры на столь высокие и ответственные посты. Вы меня понимаете?

Главврач Угрехилидзе прекрасно понял, куда клонит посетительница, поэтому не стал связываться с мерзкой бабой и пообещал принять меры.

– Вот и прекрасно, – похвалила его Тамара Прокофьевна и спустилась в ванное отделение, чтобы лично побеседовать с соперницей.

– Вы довели Николая Робертовича до сердечной недостаточности. Ему, как человеку в возрасте, плотские утехи в таком объеме абсолютно противопоказаны. И вы наверняка это знали, но тем не менее ничего не предприняли для того, чтобы здоровье Николая Робертовича не ухудшилось. Только не говорите, что вы любите моего мужа!

Алеся молчала, уставившись в пол.

– Впрочем, мне все равно, – устав от ее молчания, заявила Тамара Прокофьевна. – Но я здесь по поручению супруга и хочу сообщить вам, что Николай Робертович не приедет и ребенка, – она с отвращением посмотрела на Алесин живот, – не признает. Да и потом, кто сказал, что это его ребенок? Николай Робертович не может иметь детей в принципе. Вы просто вовремя подсуетились и решили, что можете обвести этого старого дурака вокруг пальца и заставить всю оставшуюся жизнь платить алименты чужому ребенку.

– Это не так, – только и успела проронить Алеся, как Тамара Прокофьевна снова перебила соперницу:

– Да, и еще. Возвращаю вам ваши письма к моему мужу. – Швейцер достала из лакированного ридикюля перевязанную бечевкой пачку нераспечатанных писем. – Держите.

Алеся покорно приняла из рук Тамары Прокофьевны собственную корреспонденцию.

– Николай Робертович их не читал.

– Иначе бы он ответил, – еле слышно проронила Алеся.

– Напрасно вы так думаете, – усмехнулась Тамара Прокофьевна, не сказав ни слова о том, что, пользуясь своими связями, договорилась с начальницей районного почтового отделения, куда обеспокоенный молчанием Алеси Николай Робертович носил переполненные любовью письма.

– Я уверена, – осмелилась возразить беременная «белочка» высохшей от ревности и ненависти Тамаре Прокофьевне.

– А я уверена в том, что если вы не прекратите преследовать моего мужа, то очень скоро будете вынуждены вернуться в свою богом забытую станицу Первомайская, в которой знать не знают и ведать не ведают о вашем пикантном положении. Вот это я могу вам гарантировать со стопроцентной уверенностью.

В том, что все будет именно так, как обещает жена Николая Робертовича, Алеся ни капли не сомневалась. Но надеяться на лучшее все равно хотелось, и она каждый день, поглаживая живот, разговаривала с сыном, почему-то верила, что будет именно сын, и называла его Коленькой.

В своих предчувствиях Алеся не ошиблась: родился мальчик, в чертах которого легко угадывались черты швейцеровской породы.

– Хто батька? – внимательно вглядываясь в лицо внука, поинтересовалась приехавшая из станицы Алесина мать. – Хрузин, что ли?

– Почему грузин? – растерялась Алеся.

– Та чернявый, – склонилась над мальчиком бабка. – Так хто?

– Николай Робертович Швейцер, – назвала молодая мамаша полное имя отца ребенка.

– Еврей, значит?

– Нет, немец.

– Фашист… – проворчала Алесина мать.

– Ну почему сразу фашист? – возмутилась Алеся и взяла сына на руки.

– А потому шта фашист! Испортил мне девку – и в кусты. Немчура проклятая.