Странные женщины - Елена Белкина Страница 26

Я говорю: я же по-товарищески.

Она говорит: щас прям! Ты просто так ничего не делаешь. Ты мне рассказываешь, чтобы цену себе набить. Смотрите, он какой, взрослые женщины от него с ума сходят. А раз взрослые с ума сходят, то я вообще расстелиться должна. Так или нет?

Я говорю: так.

Нет, серьезно, так и сказал, потому что захотелось вдруг — только правду.

Она говорит: спасибо, хоть признался.

Я говорю: а Рождество мы вместе проведем или нет?

Она говорит: нет, не проведем. Ты сволочь, и я сволочь. Ты над Лерой подшутил, я над тобой подшутила. Я же тебя шантажировала, в самом деле.

Я говорю: это сначала. А теперь я без всякого шантажа.

Она говорит: конечно, удобно, когда по соседству девушка есть, с которой можно в любой момент трахнуться.

Я говорю: дело не только в этом.

Она говорит: разве? Ну, давай ври опять. Что ты там приготовил?

Тут я повернулся, вышел и пошел вниз по лестнице. Дошел до первого этажа.

И прозрел.

Как будто стукнули меня по голове, и вылетело все, что я сам про себя придумал, а осталось только то, что в голове было само по себе, без моих придумок. Осталось вот что. То есть такие вот мысли. Мысли такие: Маша — это никакая не любовь была, а мое тщеславие. И Лера — то же самое. А любовь моя, если разобраться, это Вика. И давно уже. И так она в меня тихо вошла, что я даже не заметил.

И стою, господа, совершенно счастливый. Потому что все-таки это что-то вроде счастья, когда ты живешь в тумане каком-то и вдруг все ясно. Пусть даже неясно, чем кончится, но зато хотя бы ясно, где ты и кто ты.

Короче, я поднялся к Вике. Она открыла, усмехается и говорит: да не бойся ты, я таблеток пить не буду. И не собиралась, между прочим. Из-за такого дерьма! Я тебя просто на понт взяла.

Я говорю: ты не выражайся, пожалуйста, а послушай. Можешь мне не верить. Можешь думать, что хочешь. Я даже не войду, и вообще я не из-за этого. Просто я понял, что я тебя люблю, вот и все.

И повернулся, и пошел.

А она говорит сверху: ты, говорит, еще большая сволочь, чем я думала!

Я поворачиваюсь и говорю: спорить не собираюсь. Думай, что хочешь. Я сказал. И это правда.

И вижу, она растерялась. Как я, когда Маша мне записку написала. То есть не знает, верить или нет. То есть она, может, об этом мечтала — и вдруг. Поэтому поверить боязно даже.

И она спускается прямо босиком по лестнице, спускается ко мне — и как залепит по роже. И еще раз, и еще. А я смеюсь, как дурак.

И она тоже начинает смеяться.

И мы стоим и хохочем.

Потом она начинает меня целовать и приговаривает: какой же ты негодяй, какой ты весь крученый-верченый, как мне тяжело с тобой будет, как ты меня изведешь, сволочь, и ведь бросишь потом, я это точно знаю, но черт с тобой, сколько будем дружить, столько и будем.

А мне все смешно. И слово «негодяй» смешно, и слово «дружить» тем более смешно.

И счастлив я прямо до седьмого неба.

И мы с ней поднялись к ней, и…

Хотел прерваться на полчаса, а получилось на два дня. Разные дела помешали.

Что там было?

(Проматывает ленту, слушает.)

«И мы с ней поднялись к ней, и…»

Это все ясно. С этого дня уже неделя прошла.

Кончились каникулы, и тут случился полный кошмар.

Еще первый урок не начался, входит Лера.

Кофточка на ней какая-то странная, джинсы. У нас учительницам строго-настрого запрещено в джинсах ходить. Только старшеклассницам. Мы немного причумели, но не сразу въехали.

Мы говорим: что, Валерия Петровна, расписание поменялось, первый урок литература у нас?

Она говорит: какая Валерия Петровна, где Валерия Петровна? Я Лера. Можно Лерочка. У вас новичков не обижают? А что, первый литература? А я не выучила ничего. Я только помню: мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный… А дальше забыла.

И тут она заплакала, а потом утерлась рукавом и идет на заднюю парту. Идет, садится, достает тетради, учебники.

Нас прямо жуть взяла.

Меня, само собой, больше всех.

При этом Маша посматривает на меня, и Вика на меня смотрит. Будто я виноват. То есть я виноват, конечно, но если у человека психика слабая…

Короче, все притихли. Тут входит биологиня Кузя, она же Кузьмина Евгения Леонтьевна. Что, говорит, Валерия Петровна, решили на уроке поприсутствовать? То есть у нас бывает, что классные наставницы на чужих уроках сидят, обязанность у них такая. Вот она и подумала.

А Лера опять: какая Валерия Петровна, где Валерия Петровна? Я Лерочка. Можно я пойду к доске отвечать?

Кузя тетка умная, сразу все сообразила. Выгнала нас из класса: мне с Валерией Петровной надо поговорить.

О чем говорила, неизвестно, через полчаса видим, ведет ее под руку.

А Лера плачет и говорит: я больше не буду, вы только родителям не сообщайте!

Мы тут сами все чуть с ума не сошли.

Ну а потом психиатричка приехала и Леру увезли в кукушкин дом.