Принцесса-грешница - Анна Рэндол Страница 26

К ним с поклоном присоединился Йен. Он и остальные три грума были одеты в черную ливрею с серебряной отделкой, которая являлась форменной одеждой королевского двора Ленории. Йена назначили охранять задний угол кареты, поэтому Джулиана могла увидеть его, только высунув голову из окна.

У нее и сейчас не получалось как следует насладиться его видом, поскольку он находился рядом с ней, зато она могла изучать его краем глаза. Ливрея сидела на нем безупречно, широкие плечи казались невероятно массивными. И благодаря тем изменениям, которые несколько лет назад ввела в крой униформы Константина, ясно просматривались узкие упругие ягодицы Йена.

И он находился так близко, что она чувствовала его запах. От него пахло лошадьми и сандаловым деревом.

А печенье?

Джулиана заметила немного оттопыренный карман ливреи. Остатки еды после чая, без всяких сомнений.

– Мое почтение, ваше высочество.

Теперь Джулиана могла взглянуть на него, но так и не осмелилась. Она слишком боялась, что в ее глазах он все прочтет.

– Мы отправили за новым камердинером и горничной. Агентство пришлет замену прямо в имение герцога. Они должны прибыть утром сразу следом за нами, – сказал Йен, легко коснувшись руки Джулианы.

Джулиана немного подвинулась, чтобы контакт получился более тесным, но Йен уже убрал руку.

Неужели только это ей теперь и осталось? Одно прикосновение украдкой на постоялом дворе?

– Очень хорошо. – Константина перевела взгляд на нижнюю часть фигуры Йена. – Как ты сказал тебя зовут, грум?

– Богглсуорт, ваше высочество.

– Ну, что ж, Богглсуорт, я вижу, тебе вполне можно… доверять. Принесешь мои сундуки в мою комнату лично.

Джулиана закашлялась, скрывая смех. Вот черт, и почему она сама об этом не подумала?

К ним подошел старший грум и встал рядом с Йеном.

– Комнаты готовы, – поклонился он.

Юстейс выбралась наконец из кареты, и они все вместе отправились на постоялый двор. Буквально через несколько минут каждого из них устроили в отдельной комнате, чтобы они успели освежиться и привести себя в порядок перед ужином.

Джулиана осталась без горничной, ей некому было помочь. Поэтому она испытывала некоторые неудобства. Хозяин постоялого двора обещал прислать в помощь одну из своих девочек, но та до сих пор не пришла. Джулиана приблизилась к окну и распахнула его пошире в надежде, что вечерний бриз ее освежит.

А еще ей хотелось хоть одним глазком взглянуть на Йена, если получится.

Она начала снимать перчатки и замерла от неожиданности. В левой перчатке лежала записка.

Джулиана вытащила тонкую полоску бумаги и развернула ее. Почерк был четким и стремительным, но удивительно аккуратным.

«Сегодня ночью дополнительное обучение.

P.S. Ты знаешь, как жарко в черном в такую окаянную погоду?»

Сердце гулко колотилось в груди. Значит, ничего не закончено. По крайней мере пока. Она насладится каждым мгновением, что у нее осталось.

Джулиана знала, что должна помнить о гордости. И она будет помнить. Со временем. Сегодня ночью она предастся наслаждению.

Послышался стук в дверь. Джулиана смяла записку и сунула ее в щель под окном.

– Войдите.

В комнату вошел Йен с огромной деревянной бадьей на плечах. Он поставил бадью в центре комнаты и, пятясь назад, удалился, подмигнув Джулиане.

Тяжело топая по лестнице, лакеи стали носить ведра с горячей водой. Вскоре ванну наполнили, и последний лакей закрыл за собой дверь.

Нет, все-таки это жестоко. Она, вся пыльная и потная, должна с вожделением смотреть на воду, поскольку без помощи горничной не сможет принять ванну.

– Тебе требуется помощь, да? – послышался голос у нее за спиной.

Джулиана резко обернулась.

– Ну ладно, открытое окно было как приглашение.

Джулиана огляделась вокруг и подала Йену знак, чтобы замолчал. Тетушки находились в комнатах по соседству, а стены – деревянные.

– Горничная появится здесь в любую минуту. – И пусть она уже стала куда более находчивой, объяснить присутствие Йена в комнате с наполненной ванной она не сможет.

– Не появится.

– Хозяин постоялого двора сказал…

– Хозяин постоялого двора думает, что ты делишь одну горничную на двоих со своей теткой, а та думает, будто тебе помогает дочка хозяина постоялого двора.

– В таком случае я остаюсь без горничной, которая поможет мне раздеться.

Йен удивленно поднял брови.

Но если он подумал, что она зальется краской смущения, то он ошибался. Джулиана повернулась к нему, чтобы он мог дотянуться до пуговиц на ее платье.

– А кто сказал, что первой в ванне будешь купаться ты? – спросил Йен.

– Что? – повернулась к нему Джулиана, только в последний момент вспомнив, что надо говорить шепотом.

– В летнюю жару ты заставила меня облачиться в ливрею из черной шерсти. За тобой должок.

– Ничего я не должна. Ливрея сшита из тончайшей шерсти, в ней абсолютно комфортно…

– Твоя прислуга нагло лжет. Находиться в этой ливрее – все равно что заживо жариться на медленном огне.

– Ты не будешь мыться первым. – Джулиана слышала, что некоторые люди моются в одной ванне. Фу, какая гадость.

– Попробуй остановить меня, – раньше, чем успел договорить, сбросил ливрейную куртку Йен.

Он не посмеет. Однако следом за курткой последовал жилет.

Джулиана попыталась дотянуться до своих пуговиц. Самую верхнюю ей удалось расстегнуть самой.

А Йен уже сбросил сапоги.

Приложив немного усилий, Джулиана расстегнула вторую пуговицу. Но черт побери, до третьей ей никак не достать.

– У тебя такая цель – придумать как можно больше способов, чтобы я увидела тебя обнаженным?

Йен, уже почти сняв рубашку, остановился.

– Но должен же я был чем-то занять себя в дороге, – полетела в сторону его рубашка.

Без рубашки Джулиана видела его и раньше, но это случилось в темной комнате и на приличном расстоянии, причем в спешке.

А сейчас он стоял всего в нескольких дюймах от нее. В розовых сумерках. У Джулианы голова шла кругом от этого великолепного зрелища.

Грубо высеченный торс, гладкие планки мышц. Джулиане захотелось протянуть руку и провести по ним пальцем.

– Возможно, теперь ты захочешь отвернуться, Принцесса, потому что я снимаю бриджи.

– А если нет?

Йен замер уже во второй раз.

– Как пожелаешь, – решительно взялся он за пуговицу и стащил бриджи, оставшись в белых льняных подштанниках.