Музыкант и модель - Полина Поплавская Страница 26

– Давай, как тогда, у двуглавой горы! – прервала она его монолог.

– Прямо сейчас? Ты же на каблуках.

– Ну и что!

На море поднялся ветер. Соленые брызги ритмично окатывали ноги.

Когда показался узкий, высокий камень – основная примета места, где они недавно были счастливы, Тони понял, что зря согласился на этот поход. От усилившихся, разбивающихся о него волн камень стал как бы старее, суровее, зазубринки на нем – заметнее, а горы в это время суток утратили радужную расцветку.

– Надо было приходить утром, – заключил Тони.

– Надо было подождать год или два, а потом приходить и ностальгировать, – не согласилась Люсия.

– Через два года появится столько новых впечатлений, что мы и не вспомним об этом. – Он сел и стал чертить что-то на камне палочкой, склонив голову.

Она смотрела ему в затылок: ветер играет кудряшками. Блестящим завиткам весело, а их хозяин только сейчас догадался, что ему подобает грустить. И внезапно охватив руками пушистые, смуглые виски, Люсия поцеловала макушку Тони совсем по-матерински.

На обратном пути доверчивый влюбленный строил планы на будущее, его интересовало, в какой части Мадрида им лучше снять квартиру, какого цвета должны быть абажуры и мебель и скольких комнат было бы достаточно. Люсия поддерживала разговор, но так, словно речь шла о других людях, или как будто она маленькая и играет в куклы. Игра, где все так просто и быстро: сегодня ты в розовой гостиной принимаешь иностранных консулов, а завтра за столиком со сломанными ножками готовишь пирог из трех подгнивших яблок.

Увидев вдалеке утомленного жарой фотографа с ослом и голозадой обезьяной, Тони попросил Люсию сделать снимок на память. Помявшись, она согласилась. Тони обнял ее за талию и оскалился. Ей стало жаль себя, фотографа и даже осла. Что заставляет их разыгрывать счастливые сцены, когда хочется уйти в тень и грустить о несбывшемся? Моментальный снимок – и ты удивляешься, неужели так выглядит твое настоящее: насупленные брови, недоверчивый взгляд, а сбоку – широко и основательно, по-полицейски поставленные ноги Тони, его простоватое, довольное лицо и от этого самого довольства – совершенно разъехавшийся нос. Жаль его, он и не предполагает, что может не нравиться ей таким. «Приеду – порву эту дурацкую фотографию», – решила Люсия.

День стремительно убегал, прятался из будущего в прошлое. Нужно решиться наконец на что-нибудь. Встреча с Дэвидом, как ни пыталась Люсия предвидеть ее ход, оставалась черным пятном, дырой, ведущей в неизвестность. Она приглашена «на стаканчик виски», но почему без Тони и в столь поздний час? А вдруг он придет не один, вдруг это шутка, розыгрыш, насмешка над Тони и над ней? Каких только картин ни рисовало ее воображение, подхватившее неизученный, опасный вирус – тягу к остроте чувств. Люсия боялась разочароваться. Впервые она задумалась о том, насколько широк ее угол зрения: можно напрячься, сдвинуть с места заржавевшие ножки циркуля и упиваться просторами раскидистого круга, а не толочься на узком пятачке обыденности. Ей хотелось пойти, вызнать у Маковски тайну, которая позволяет делать из плавного ручейка жизни шумный фонтан. У нее, несомненно, получится, и она сможет передать свой новый настрой Тони. Какое значение имеют намерения Дэвида, он может так же прямолинеен в своих желаниях, как Тони этой ночью, но при этом, сам того не подозревая, дарит ей целый мир – красочный, яркий. И вовсе не обязательно делить с ним ложе, можно вовремя уйти, но унести с собой кусочек его вечного праздника. Он угощает своим феерическим пирогом, полжизни – за крохи с его стола.

«Я, кажется, сошла с ума», – одернула себя Люсия. Она уже минут десять простояла у лесенки в бассейне, собравшись войти в воду. Курортники недоуменно обходили ее, стараясь не задеть, а потом с ухмылками уплывали к другому бортику. Тони ушел за мороженым.

Бассейн находился во внутреннем дворе отеля. Откинувшись на спину, можно видеть нагромождение окон-близнецов. Одни из них зашторены, а в других играют лучи послеобеденного солнца, отяжелевшего и готового в обратный путь, на ночлег. С двумя вазочками взбитого фруктового лакомства показался Тони. Люсия вынырнула, грациозно поднялась. Вода серебряными струями стекала с ее стройных ног. Купальщица сняла шапочку, и волосы роскошной волной упали на плечи. Спрятавшись в фиолетовый пушистый халат, поджав ноги на пластиковой лавке и водрузив вазочку с мороженым на колени, она принялась за десерт. Кусочки фруктов, бездонный цвет халата и нежный цвет пухлых, чувствительных губ сливались в чудесную гамму, придавая облику девушки неповторимое очарование. Тони не мог притронуться к еде, так как ловил каждое движение Люсии. Он особенно ценил в своей подруге то, что ее красота была естественной, природной. Несомненно, Люсия любила повертеться у зеркала, но ее внешний вид никогда не ассоциировался с кропотливым трудом косметологов, парикмахеров и модельеров. Создавалось впечатление, что ее совершенно не заботит, как она выглядит, и оттого она прелестна, как увлеченный чем-то до самозабвения ребенок.

– Тебе что, не нравится? – поинтересовалась она, проглотив последнюю ложку.

– Я засмотрелся на тебя.

– Заметил во мне что-нибудь необычное?

– Открываю для себя все новые твои достоинства.

– К сожалению, их не так уж много.

– Также открыл один недостаток – излишнюю скромность.

– А у меня детский нос?

– Немного, – Тони таял от умиления быстрее, чем его мороженое на солнце, – тебе пошли бы веснушки, едва заметные.

– Упаси Бог!

Его как подменили, после прибрежной прогулки он оставил свои едва зародившиеся притязания и превратился снова в смиренного поклонника. Это ему шло. Он как-то очень многозначительно поднимал пушистые ресницы, чтобы встретиться с горящими глазами Люсии. В его взгляде столько нежности, что, казалось, одно неосторожное слово, одно легкое отталкивающее движение – и его глаза наполнятся слезами. «Я не смогу уйти», – промелькнуло в ее мыслях, и она постаралась не думать больше о назначенном свидании.

– Тони, почему на море мало кораблей?

– Мы их не видим. Здесь разрешено пришвартовываться только в порту. Чтобы кораллы не повредить.

– Поехали в порт!

Скоро они смогли наблюдать за теряющимися на горизонте и отчетливыми вблизи, плавучими железными чудищами. Вдалеке виднелись изогнутые шеи кранов. Некоторые напоминали стебли засохших цветов, другие же были, без сомнения, живыми, замершими. Злой волшебник заколдовал их, усыпил. Жирафы нагнулись, чтобы поискать еды на земле, а длинношеяя птица хотела испить соленой морской воды – но они так и остались стоять. Теперь до утра. А самое красивое, как мираж, было рядом – огромный, белоснежный океанский лайнер. Его обтекаемые формы приковывали взгляд. Скользить глазами по высоко вздымающимся над водой, плавно изогнутым линиям доставляло несказанное удовольствие. Окна кают были маленькими, как глаза чайки. Тысячеглазая чайка отдыхала в заливе, и ничто не способно было нарушить ее покой.