Наследство - Елена Гайворонская Страница 26

Алексу показалось, что впервые за три года взгляд управляющего потеплел. Впервые он смотрел на Алекса как на равного. Господин Касли усмехнулся, вытащил другую сигару, многозначительно повертел в руке.

– Если тебе предложат выбирать между одной «гаваной» и пачкой твоих «LM», что ты предпочтешь?

– Не знаю, – замялся Алекс. – Это важно?

– Это – ответ. В Древней Греции жил философ по имени Сократ. Перед входом в его школу висела табличка со словами: «Загляни в себя». Понимаешь? Только познав, насколько твои возможности соответствуют устремлениям, тебе откроется истина. Ты уже не слуга, но еще не господин. Поразмысли об этом на досуге, Селами Аванди.

– Я все время думал, вы – гениальный управляющий. Почему бы вам не заиметь собственный отель?

Господин Касли поморщился:

– Зачем? Слишком много мороки. Иногда, если дело обещает прибыль, я выступаю в качестве поручителя. Но не более. Из тебя еще может что-нибудь получиться. Если будешь работать над собой, а не гоняться за химерами.

Управляющий поднялся, и Алекс понял, что разговор по душам закончен.

– Загляни в себя… – задумчиво повторил Алекс. Поднялся, снова подошел к стойке.

Бармен демонстративно отвернулся.

– Ладно, – примирительно сказал Алекс, – извини.

– Что желаете, господин Аванди? Водка? Джин? Коньяк?

– Ну, перестань, – покаянно попросил Алекс. – Давай поговорим…

– Пошел ты…

– Уже иду. Слушай, если тебе предложат выбор между одной «гаваной» и пачкой «LM», что предпочтешь?

– «Мальборо», – отозвался бармен. – Делай заказ или ступай к черту, клиент.

– Слушай, мне что, всю ночь перед тобой извиняться? – вспылил Алекс. – Друг ты или задница?

– Придумай что-нибудь третье.

– Ты прав, – вздохнул Алекс. – Что-нибудь третье… На этот раз прав ты.

Вечером, сидя в пустой комнате на скрипучей кровати, Алекс все-таки набрал номер ее телефона. Зная, что это глупо и бессмысленно. Но кто хоть раз не пытался обмануть себя на час, на минуту, на миг? Когда в самых сокровенных тайниках сознания продолжает пульсировать, не давая покоя, заставляя совершать не поддающиеся логическому объяснению поступки, заклинание: «А вдруг…»

Трубку сняла Надежда. И, услышав настороженное «Алло», он забыл все правильные слова, что так долго и упорно складывал в ровные цепи.

– Это я… – выдохнул Алекс.

– Вы ошиблись. – Голос на том конце дрогнул. Затем звенящую тишину разорвал омерзительный зуммер частых гудков.

Женщина сделала выбор.

С улицы донесся веселый гомон. Около забора зашелся в заливистом лае склочный хозяйский пес.

Днем на пляже все выглядит иначе, нежели ночью. Солнечный свет, прогнав романтический полумрак, с беспощадностью натуралиста выставляет напоказ бесформенные тела в крикливых купальниках, блеклые губы, отвисшие груди, потные животы, целлюлитные бедра, оплывшие колени.

Алекс беспомощно огляделся, выискивая в этом вульгарном Эдеме тоненькую женскую фигурку. Наконец, увидел. Надежда вышла из воды, тряхнула промокшими волосами. Улыбаясь, махнула рукой мужу. Тот помахал в ответ и нырнул. Надежда подошла к шезлонгу, спрятавшемуся под зонтом, надела солнечные очки, принялась тщательно вытираться огромным бирюзовым полотенцем. Она была так прохладна, сосредоточенна, будто ничего на свете не было важнее этих размеренных движений, словно единственным, что волновало ее в целом мире, было изничтожение ненужных капель с тонкого холеного тела. Алекс тщетно выискивал в этой спокойной уверенной женщине хоть что-нибудь от той, прежней, печальной и непостижимой или ночной, безрассудной, охваченной пламенем огненного танца…

– Здравствуй, – тихо сказал Алекс.

Она вздрогнула всем телом, обернулась. На лице отразились испуг и замешательство. Она бросила быстрый взгляд в сторону моря.

– Что тебе нужно? – Аквамариновые глаза глядели настороженно.

– Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я уезжаю. Просто решил попрощаться. Мы можем поговорить? Всего пару минут, не больше.

– Это обязательно?

– Пожалуйста…

– Ладно. – Она снова поглядела на море. – Подожди в саду.

– Ты придешь?

– Да, да… Господи, ну, иди же…

Невыносимо было видеть ее такой. «Какого черта?» – снова спросил себя Алекс. Но никто не ответил.

В небольшом саду при отеле днем было пусто. Все движение сосредоточивалось на пляже и у бассейна. Облокотившись о корявый ствол, Алекс принялся ждать, стараясь унять противную дрожь, бившую изнутри.

Надежда появилась. В том же длинном лунном платье, что было на ней однажды вечером на балконе. Сердце его сжалось. Она подошла, заглянула Алексу в глаза, точно пытаясь понять, что творится у него внутри. Ему почему-то подумалось, что она произнесет сейчас что-то очень важное, какие-нибудь слова, способные что-то изменить… Но она молчала, и ее огромные, странно расширенные зрачки были темны и блестящи, как отражение ночи.

– Ты счастлива? – спросил он.

Она покачала головой:

– Мне очень тяжело. Я чувствую себя виноватой. Перед ним, перед тобой…

– Это пройдет. Ты сделала выбор. Да он и не стоял перед тобой, верно? Ты всегда любила только его, своего мужа. Несмотря ни на что. Даже когда была со мной, ты была с ним. Я видел, как ты на него смотрела, и отдал бы полжизни за то, чтобы ты так смотрела на меня. Но я был лишь бегством от одиночества. Никто не виноват. Я только хочу сказать, что желаю тебе счастья…

Надежда медленно покачала головой:

– Не надо так. Тебя я тоже любила. Только иначе. Как сон, как возвращение в юность… Как танец…

Он коснулся губами ее пахнущих морем волос, бледных щек, пушистых ресниц, стараясь навечно вобрать в себя, сохранить все, что было ему так дорого. И что, он знал, ему не забыть уже никогда. Пока не ощутил солоноватый вкус ее губ…

– Надежда!

Она отпрянула. В глазах застыл ужас. Позади стоял Сергей Кузнецов. Побелевшее лицо его исказила ярость и боль. Он подошел к жене:

– Вот, значит, как ты меня ждала? Шлюха!

Размахнувшись, он ударил Надежду по щеке, затем по другой. Отшатнувшись, она ткнулась в дерево, сползла на аккуратно подстриженную траву и осталась сидеть, закрыв лицо ладонями, не издав ни звука.

– Не смей ее трогать, ты… – выпалил Алекс, сжимая кулаки.

– Ах ты, дерьмо! Я убью тебя!

Они сцепились и, обменявшись ударами, шлепнулись и принялись кататься по земле. Они и впрямь сцепились не на жизнь, а насмерть, хрипя, выкрикивая проклятия. Более не существовало меж ними никаких различий. Положение, деньги, статус, гражданство и прочие ярлыки, изобретенные цивилизацией, рассеялись как дым. Остались два разъяренных самца, сражающихся за обладание самкой, как сто, тысячу, десятки тысяч лет назад, как повелось испокон веков, с тех самых пор, как познали сладость любви, горечь измены и вкус крови первые женщины и мужчины…