Утренняя песня - Кимберли Кейтс Страница 26

Часы из позолоченной бронзы, стоявшие на камине, пробили два, когда Ханна выскользнула из постели. Лиззи, уютно устроившаяся на подушке рядом с Пипом, подняла шелковистую голову и взглянула на Ханну, потом зевнула и уткнулась носом в теплую шею Пипа.

У Ханны кольнуло сердце, когда ручонка Пипа обняла покрепче меховой комочек, несмотря на то, что мальчик крепко спал. Пип был окрылен обещаниями Данте показать, как следует заботиться о собаке, расчесывать ей шерсть и кормить из рук.

Пока Пип не переставая болтал об Остене Данте, сердце Ханны растаяло, как лед на весеннем солнце.

Девушка подошла к столу и нащупала чулки, которые положила в саквояж. Вынув булавку, она зажала ее между пальцами и выскользнула в коридор.

Дверь в спальню Остена была закрыта. Она видела это много раз, но ее никогда не интересовало, что находится за этой дверью. Ей вспомнилось, как потеплел взгляд Данте, а губы тронула улыбка при виде того, с каким восхищением Пип прижимает к груди щенка.

Кто бы мог подумать, что сумасшедший хозяин Рейвенскара ощутит тайное одиночество, царившее в сердце мальчика? Что он может с нежностью касаться золотых локонов Пипа?

Кто он? Загадка, подобная древним кельтским скульптурам, о которых ей рассказывала в детстве няня. Они постоянно меняют свой первоначальный облик.

Разве не существует легенда про сказочного короля, плененного с помощью колдовских заклинаний? Разве он не освободился, когда дама его сердца взглянула ему в глаза и увидела его таким, каким он был на самом деле?

Ханна сжимала булавку так сильно, что укололась, но даже обрадовалась жалящей боли, благодаря которой пришла в себя. Ей нужна была ясная голова, чтобы выполнить свою задачу. Мало ли кто может встретиться ей на пути.

Она вздрогнула, когда сквозняк проник сквозь ночную рубашку. Стала спускаться с лестницы и вдруг остановилась. До нее донеслись тихие звуки. Это была колыбельная, которую она пела Пипу, когда тот задыхался. Кто-то играл на фортепиано.

Перед ее мысленным взором предстал Остен Данте. Одинокий. Всегда одинокий в этом доме, полном людей. Одинокий до того момента, пока не опустился на корточки рядом с задумчивым малышом, державшим в руках щенка.

Она закусила губу. Ангелы небесные! Надо немедленно вернуться к себе. Дождаться, пока он не поднимется в свою в комнату.

Мгновение она колебалась. Что это? Безрассудный риск или первый честный поступок с тех пор, как Остен Данте укрыл ее и Пипа от дождя?

Набрав в грудь воздуха, Ханна спустилась вниз и вошла в музыкальную комнату. В ночной рубашке она очень напоминала привидение.

На рояле горели свечи и лежали письма. Кажется, с тех пор, как она прочитала их мистеру Данте, прошла целая вечность. Пламя свечи падало на его необычайно красивое лицо.

На нем был халат в ярко-синюю и кремовую полоску, темные волосы взъерошены.

До этого ни один мужчина не вызывал в ней желания. Видимо, пришло ее время. Ханну бросило в жар. И не в первый раз Остен Данте наводил ее на греховные мысли. Кровь забурлила в жилах.

Ее сердце упало, когда он исполнил последние аккорды и закрыл лицо рукой. Она с трудом сдержалась, чтобы не дотронуться до темного шелка его волос.

Она потрясла стол, чтобы он услышал шум.

Он повернулся, посмотрел на нее, и ее сердце учащенно забилось.

– Ханна, вы слышали, как я занимаюсь этой нелепицей?

Он вымученно улыбнулся.

– Вы не должны были сюда приходить. Я хотел дать вам хоть немного выспаться. Видит Бог, у вас был такой усталый вид, когда вечером вы пришли к стойлам.

– Я пришла не для того, чтобы записывать музыку, разве что вы сами этого пожелаете.

– Нет. Видите ли, я украл вашу песню. Она звучит гораздо лучше всего, что я пробарабанил на этом инструменте за последние месяцы.

– Пожалуй, это справедливо.

Ханна затаила дыхание, не желая уничтожать возникшее между ними чувство понимания.

Но что общего у нее с Остеном Данте? Практичная женщина с острым языком и независимыми взглядами, смущавшими всех знакомых ей мужчин, и дворянин, необычайно красивый мужчина, обладавший деньгами и властью, впитанной им с молоком матери. Конечно же, она ему не ровня.

– Я не понимаю, – произнес он, вопросительно щурясь.

– Сегодня, когда я пришла за Пипом, я... я уже решила покинуть Рейвенскар. Мои вещи были упакованы и сложены под кустами азалий.

Он заметно побледнел.

– Но я не дал вам ни шиллинга! Где бы вы нашли еду и кров?

– Мне пришлось бы... то есть я взяла кое-какую провизию...

Оказалось труднее, чем она себе представляла, признаться в содеянном под этим гипнотическим взглядом.

– Мистер Данте, я украла у вас вот это.

Она вытянула руку и разжала пальцы, показывая булавку.