Святая грешница - Изабелла Розенталь Страница 26

— Куда ты спешишь? Это был твой выбор.

— Я же не должна подчиняться? Вы сами говорили, что все только по желанию. И я не хочу, чтобы у моих ног кто-то ползал.

— Но ты так восторженно смотрела в ее глаза, пока она была привязана, не говори, что тебе не захотелось присоединиться.

Мария, наблюдая за девушкой, совсем забыла, что кто-то находится рядом, поэтому не учла, что за ней тоже кто-то может наблюдать.

— Поверь, она очень хочет то, что делает, — Кристина настаивала на том, что надо остаться и дождаться до желаемого конца.

Но Мария ушла. Глядя на девушку, которая, как кошка, пыталась обвиваться вокруг ее ног, Мария вспомнила про Аниту. Наверное, впервые за все время, она захотела узнать, как дела там, за границей ее сознания, куда так не хотелось возвращаться еще вчера, но сейчас, в этом клубе, вдруг стало интересно, что там происходит.

Мария поспешила к отелю, но по дороге свернула в ресторан, где заказала стакан воды и крепкий эспрессо. Когда ей принесли счет, она поняла, что оставила сумочку в клубе. Она просто про нее забыла. Может быть, сумочка лежала в автомобиле — она не могла вспомнить.

— Простите, — обратилась она к официанту, но, похоже, у меня совсем нет денег, я только что обнаружила, что забыла сумку в… — она не знала, как называется место, откуда только что пришла. Да и вообще не была уверена, что об этом стоит кому-то рассказывать. Ей стало неловко, пошарив в карманах, она обнаружила лишь пару монет, которых не хватило бы даже на глоток воды.

— Я знаю, откуда вы идете, — вдруг заговорил официант. — Сейчас позвоню им и узнаю, осталась ли там ваша сумочка.

Официант ушел звонить, а Мария раскрыла скомканный листок, в котором очень бледным почерком было написано: «Боль — путь к любви», а рядом был нарисован маленький ангелочек. Такую символику Мария видела на ручках в клубе. Ей казалось, что она попала в западню. Вернулся официант.

— Так и есть, ни о чем не беспокойтесь, можете заказать все, что пожелаете, — теперь лицо официанта приобрело выражение человека, который за спиной держит нож, но никогда об этом не скажет.

— Могу ли я позвонить от вас? В Финляндию. Я недолго буду говорить.

— Сколько угодно! — ответил официант, протягивая телефонную трубку, которую он держал при себе, словно зная о ее желаниях.

В ресторане проходила выставка неизвестного фотографа, который прислал свои снимки, желая остаться неизвестным публике. На стене, возле столика, где сидела Мария, с фотографии смотрела на посетителей девушка, скрывающая свою наготу прозрачной тканью. На ногах лежал маленький щенок, и она укрыла его голову своей рукой. В целом Мария успела насчитать около тридцати черно-белых снимков и несколько цветных, но в темных тонах, на которых были сняты отдельно руки, ноги, пальцы с кольцами, браслетами и без них. Особенно ее заинтересовала шея одной девушки на одном из фото. Девушка стояла на стуле и тянула голову с такой силой, что на шее вздулись все прожилки. Ее руки тянулись вниз. Фотография излучала напряжение, которое пугало и завораживало ее одновременно.

— Этот фотограф — настоящий гений. Жаль, что имя его неизвестно.

Сделав глоток воды, которая казалась сладкой и немного розовой, Мария протерла указательным пальцем кнопки телефона. Официант поправлял столы и расставлял аккуратно стулья, не обращая внимания на Марию. В ресторан зашла девушка с огромной коробкой, из которой в помещение быстро проник запах свежих булочек.

Мария уже минуту звонила домой, но никто не отвечал.

— Наверное, Анита спит, еще слишком рано. Будет ли она рада меня слышать? Алле, Анита? — Мария услышала, что кто-то снял трубку, но молчит. Даже дыхания не слышно. Прошло какое-то время, прежде чем на зов Марии эхом отозвалось с другого конца провода тихое, дрожащее «доброе утро».

— Кто говорит? Вас плохо слышно…

— А меня хорошо слышно? Анита, это ты?

— Да, я — Анита. Мария?! Не может быть! — девушка завизжала в трубку, она радовалась голосу Марии, словно ребенок первому снегу. Официант принес пирожное с вишней и еще кофе.

— Девочка моя, еще раннее утро, но я решила позвонить именно сейчас. Я хочу знать все, что происходит в твоей жизни.

— Я не ожидала звонка от тебя. Не ожидала. Совсем.

— Да, я тоже не собиралась звонить.

— Я думала, ты умерла. Почему-то мне так казалось несколько дней уже, что ты умерла…

— Тебя это ощущение радует, наверное?

— Нет, я не знаю, все так сильно вдруг изменилось. Теперь то, что было раньше, — не имеет абсолютно никакого значения. Ты знаешь, меня это даже пугает. Я будто чувствую себя виноватой.

— За что ты чувствуешь себя виноватой? Анита молчала. Потом вдруг коротко сказала:

— За то, что живу так, как хочу. Ты не понимаешь! Или понимаешь? Я не знаю! Я схожу с ума от того, что делаю то, что хочу, и каждый день мучаюсь от мысли, что это не правильно!

— Я, кажется, говорила тебе, что мы похожи. Вот в этом мы и похожи. Мучениями. Ну, расскажи, что происходит? Как там твой муж?

— Тебе интересно?

— Очень, правда.

— В первые дни мне было совсем плохо и тоскливо, поэтому я попросила соседку, с которой ты знакома, остаться здесь, со мной.

— Правильно, все правильно, я рада, что ты поступила так.

— Мария, тебя я не просила одобрять свои действия.

Анита постоянно колола своими фразами. Она обрывала ее и не давала договаривать фразы до конца. Постоянно вставляла непонятные звуки, словно что-то пытается сказать, но не позволяет себе это сделать.

— Понимаешь, соседка оказалась совсем другим человеком. Она обошла весь дом, я не сразу это заметила. И, разумеется, привела с собой детей, поэтому я не могла следить и за детьми, и за ней. Ты же будешь в ярости, когда увидишь, что вазу разбили!

Анита замолчала. Она проговорилась. Но Мария молчала.

— Понимаешь, соседка разбила вазу, которая стояла на шкафу, и ты всегда говорила, что трогать ее нельзя, что это слишком личная вещь.

— Возможно… Возможно я была бы в гневе тогда, но не сейчас. Я даже не удивлена, что эта ваза разбилась, надо было давно это сделать. Все не случайно. Так надо. Что-то еще разбилось?

— В общем, я забежала в комнату, она рассматривала какие-то бусины и сказала, что это очень плохие камни. Потом я подошла ближе и увидела, что внутри каждой бусины скрывается маленький паук. Что это значит?

— Ничего, не важно, выбрось их, закопай, сожги — не важно!

Анита не стала расспрашивать подробности о бусах, потому как давно их продала. Вернее, соседка сказала, что бусы стоят очень дорого, и через пару дней созналась, что продала их.

— Я рада, что ты не расстроилась из-за вазы. Мне даже легче стало. Но это не моя вина! Эта женщина невыносима! Как мне могло прийти в голову позвать ее в твой замечательный дом, в мой любимый дом?! Она решила, что теперь ей можно здесь хозяйничать, а я буду ее слугой. Меня это очень расстроило, ведь я так привязалась к ее детям.