Рецепт вранья - Одри Дивон Страница 26

Допускаю, что ложь может быть спасительной. Но все-таки не стоит лгать детям. Откуда во мне такое количество комплексов? От семьи, в которой взрослые по своей глупости лгали мне постоянно. Когда я была маленькой, мать объясняла мне, что мое тело должно измениться. «Вот увидишь, скоро ты будешь носить бюстгальтер», — говорила она. И я ждала. Долго ждала, но ничего не происходило. Напрасно я вглядывалась в свою плоскую грудь — она как была плоской, так такой и оставалась. Позже я действительно стала носить бюстгальтеры, но никакого бюста у меня так и не появилось, так что этот предмет дамского туалета служил мне бесполезной игрушкой. Как ни печально, но приходилось признать, что разница между фигурой, о которой я мечтала в детстве, и тем телом, что без всякой надежды на последующее улучшение досталось мне в реальности, огромна. Но фантастический образ прекрасно сложенной женщины остался в памяти навечно, он проник в мое сознание, словно вирус, и потихоньку разрушал меня изнутри. Хуже всего было перед каникулами. Мать, более всего озабоченная счастьем дочери, купила мне купальник с набитыми ватой чашками. Блестящая идея! Толстые вкладыши действительно создавали обманное впечатление пышной груди. Мне было тогда восемнадцать лет, и летом, на пляже, я обновила купальник. Когда я поднималась, чтобы пойти поплавать, парни провожали меня восхищенными взглядами, наполнявшими мое сердце радостью. Но, стоило мне войти в воду и сделать несколько гребков, как один из вкладышей выскользнул из своего кармана и, подхваченный волной, вильнул и скрылся из глаз. Я обомлела. Что мне было делать? Выбираться на берег с одной оставшейся грудью или расстаться и со второй, горько сетуя, что мои сиськи растворились в соленой воде? Положеньице! Пальцы у меня уже сморщились от холода, так что я быстро поплыла к берегу и бегом бросилась к спасительному полотенцу. И просидела до самого вечера, завернувшись в него. Мать на меня даже рассердилась. «Не бери в голову, моя милая, — сказала она. — Комплексы со временем пройдут. Вот увидишь, скоро ты сама поймешь, какая ты красивая». Еще одна бессовестная ложь. И опять я, как дура, долго ждала, когда наступит обещанное «скоро», но так ничего и не дождалась. Фигурой я напоминала вешалку. И с глубоким презрением к самой себе рассматривала легкую рябь на поверхности своих маек, там, где у других женщин располагается грудь. Я почувствовала, как отступают комплексы, лишь после того как примерила Лолино бюстье. В тот миг я поняла, что дух и в самом деле сильнее тела. Лола нарядила меня в свои шмотки и накрасила, как угнанную тачку перед перепродажей. Я с радостной покорностью принимала ее заботу. Она заявила, что ей просто жизненно необходимо развеяться, хотя мы сидели практически без гроша. Я взъерошила волосы кончиками красных наманикюренных ногтей и сунула в карман последнюю бумажку в двадцать евро. Лейла согласилась приглядеть за Лапулей. И мы отправились развлекаться.

Посетители клуба терлись друг о друга, словно проводили тест на кожную совместимость. Шел повсеместный интенсивный обмен клетками и телесными флюидами. Я мазну своей слюной по твоему бокалу, ты уронишь пару капель пота мне на блузку. Подлинный фестиваль ДНК, рассеивающей по эпидермису частицы воспоминаний, которые затуманенная алкоголем память благополучно сотрет во время сна. И от блондинки в высоких сапогах, смачно целующей пребывающего в эйфории типа, наутро не останется ничего, кроме подсохшей слизи на потной щеке.

Род человеческий активно общался между собой, в испарине и под грохот музыки. Я смотрела на этого монстра, состоящего из тесно прижатых друг к другу тел, и не чувствовала в себе смелости вклиниться между ними. Лола, как обычно, выпендрилась. Она танцевала на столе, забыв обо всем на свете. Покачивала бедрами, регулярно прикладываясь к бутылке, словно пела гимн жизни. На нее восхищенно взирал прыщавый юнец — из тех, что раз в неделю, скопив карманные деньги, спешат в бар и тратят их на литруху виски, молясь про себя, что сработает волшебство, превращая его в неотразимо прекрасного принца, и полуголая девчонка захочет станцевать именно на его столе. На Лолу он смотрел как на сказочную фею. Пожелай она вытереть подошвы своих туфель на шпильке об его рукав, он, наверное, выразил бы ей самую горячую благодарность. Разумеется, все это выглядело до нелепости смешно. Да кто она такая, эта Лола? Карикатура на икону, провинциальная рок-звездашечка, плохо отмытая деревенщина. И все-таки я ей завидовала. Понимала ли она сама, что красива? Красива именно потому, что чувствует себя как рыба в воде? Вдруг она повернулась ко мне — метнулся в сторону персонаж китайского театра теней — и махнула мне рукой: давай сюда! Нет, я не смогу. Немыслимо. И я опустилась на кожаную банкетку, намертво приклеившись к ней задницей. Я внушала себе, что это попросту вульгарно — вот так выдрючиваться перед чужими людьми и что гораздо лучше тихо сидеть в уголке и курить энную по счету сигарету. Но на самом деле я знала, что у меня кишка тонка. Я могла лишь наблюдать за тем, как ведет себя Лола, испытывая ощущение, что наконец нашла свое место в жизни. Каждым своим поступком она словно заполняла лакуны, зияющие в моем существовании. Она служила моим продолжением, стартуя с точки, где я обычно тушевалась. Я была ее черновиком.

Поначалу я думала, что хочу стать ее подругой. Но затем мне пришлось преодолеть несколько разных этапов. Я успела побывать в шкуре ее конфидентки, младшей сестры и горячей поклонницы. Вот как раз добравшись до последней ступеньки, я и должна была насторожиться. Истина обрушилась на меня той ночью без предупреждения, под звуки электронной музыки, вышедшей из моды в день своего создания, и истерические взвизги потной толпы. Истина настигла меня с нахальством незваного гостя, явившегося к моему столу без приглашения. Я бы хотела стать такой же, как Лола. Если не хуже. Я бы хотела стать ее доведенной до совершенства копией. Занять в существовании ее место. Мне хватило беглого взгляда на свою нелепо короткую юбку и платформы, совершенно изменившие мой обычно угрюмый облик. Почему я согласилась напялить на себя весь этот маскарад? Потому что думала, что буду счастлива, если стану немножко меньше Рафаэлой и немножко больше — Лолой. Я и манеры у нее позаимствовала, чтобы тоже стать похожей на провинциальную рок-звездочку, — правда, без ее непосредственности. Лучше бы мне всего этого не знать. Но ходу назад уже не было. Я почувствовала, как во мне поднимается волна ненависти к этой девке, превратившейся в нервный центр моего бытия. Она мешала мне жить. Лучше всего было бы ее убить, а потом, поменявшись ролями, скользнуть в ее шкуру. Под влиянием алкоголя и усталости моя любовь к ней быстро меняла окраску. Я понимала, что это дурно, ощущала свою вину, но ничего не могла с собой поделать. От цокота ее уродливых каблуков по обшарпанному пластику стола меня тошнило. Должен же кто-то сказать ей, до чего все это жалко, смехотворно, безобразно. Мой кумир, лишенный восхищения бурно аплодирующей публики, разлетался на мелкие кусочки сломанной куклой. Я бросила все, чтобы последовать за ней, и теперь передо мной во весь рост встал вопрос: а что дальше-то? Она потащила меня к такси, и возле машины меня вырвало. Она почти полчаса держала мою голову над сточной канавой, шепотом убеждая меня, что ничего страшного не произошло, что все будет хорошо. Меня выворачивало ненавистью, от которой я стремилась избавиться. Она все твердила мне, что скоро все наладится. Я больше не хотела ее ненавидеть. Я хотела забыть, что мечтала ее прикончить, и заснуть в ее объятиях.