Английская мадонна - Барбара Картленд Страница 26

Граф, будто неожиданно поняв, о чем она думала, проговорил:

— Я вынужден просить прощения, мисс Колвин, за выбор слов лордом Ладлоу! Единственным извинением такого поведения может служить дурное воспитание!

Лорд Ладлоу на мгновение как будто бы рассердился, однако сказал:

— Ты прав, Кимбалл. Прошу меня извинить, мисс Колвин. Я забыл, как вы молоды, и впредь определенно буду осмотрительнее.

Теодора смешалась.

— О, прошу вас… — пролепетала она. — Я не хотела бы… никому доставлять неудобства.

Граф, хотя, несомненно, и из добрых побуждений, привлек к ней внимание, и она поняла, что покраснела, произнеся свою реплику.

— Чем вы намерены заняться сегодня утром? — спросил сэр Иэн, словно хотел сменить тему.

— Этот вопрос я должен задать своим гостям, — ответил граф. — Но позвольте задать его другим образом: что намерен делать ты, Иэн?

— Если у меня есть выбор, я бы предпочел почитать газеты на солнышке.

— Что ж, это просто.

Граф повернулся к другому гостю.

— А ты, Родни?

— Меня ждут несколько важных писем, которые должны уйти сегодня с почтой. Затем, если позволите, я проедусь верхом, что сделал бы с утра, если бы не чувствовал себя так, как будто мою голову расплющили кувалдой!

— Мне нужно было предупредить тебя, что старинный портвейн, который ты пил, просто динамит по сравнению с остальными винами, — поддразнил его сэр Иэн.

— Я начинаю думать, что чем быстрее я запру винный погреб, тем лучше, — заметил граф.

— Если ты это сделаешь, я внезапно вспомню о неотложных делах в Лондоне, — заметил лорд Ладлоу.

То, как он это сказал, рассмешило графа и сэра Иэна, и Теодора не могла не задуматься о том, как нелепо, что умные люди вечером так напиваются, что на следующее утро им плохо.

— Что ж, осталось спросить лишь одного гостя, какие у него планы, — повернулся граф к Теодоре, — и я думаю, что знаю ответ.

— Папа сегодня утром несколько утомлен, — ответила Теодора, — но если ваша светлость позволит мне побродить и оглядеть картины, думаю, я смогу сказать ему, какие из них отец должен рассмотреть в первую очередь.

— Я хотел бы показать вам те, которые мне наиболее интересны и на которые я хотел бы обратить внимание вашего отца в первую очередь.

Теодора боялась, что граф употребит слова «должен отреставрировать», говоря о картинах и ее отце, и какой-то миг глядела на него настороженно. Он, как будто поняв ее, заговорил о чем-то другом. Когда все встали из-за стола, граф предложил ей:

— Вы не пройдете со мной, мисс Колвин? Я хотел бы показать вам кое-что в библиотеке.

Сэр Иэн и лорд Ладлоу ушли в противоположном направлении, и Теодора последовала за графом по очередному длинному коридору — в библиотеку.

Это была огромная комната, от пола до потолка сплошь уставленная книгами, с тем лишь исключением, что над камином висел Ван Дейк. В тот миг, как только Теодора его увидела, она издала восторженный возглас и задрала голову, чтобы попристальнее взглянуть на холст. Картина, очевидно, принадлежала предку графа, и композиция очень напоминала портрет ее собственного предка кисти Ван Дейка. Персонаж стоял перед замком, но замок выглядел совсем не так, как сейчас. На картине была видна голова лошади и две собаки, которые преданно смотрели на своего хозяина.

Он был написан с утонченностью и великолепием, которые художник, одурманенный своим мастерством вкупе со вдохновением (как Александр Колвин часто объяснял своей дочери), сумел выплеснуть на полотно.

— Бесподобно! Просто восхитительно! — сказала Теодора, ибо чувствовала, что граф ожидает ее реакции. — Но папа вам, я знаю, скажет, что картину нужно заново покрыть лаком и что собак, в частности, нужно подчистить.

— Я знал, что вы это скажете, — ответил граф. — А теперь, когда мы остались одни, — вы говорили, что вам нужно сообщить мне что-то важное?

— Д-да… верно…

Она внезапно смутилась и застеснялась того, что ей предстояло сказать. Но отступать было некуда. Она задержала дыхание и проговорила тоненьким голоском:

— Я знаю, милорд, что вы… попросили моего отца приехать сюда… потому что вы… хотели, чтобы он… отреставрировал ваши картины.

— Это правда.

— И вы намерены… заплатить ему… за это.

— Естественно!

На несколько мгновений Теодора ощутила, что не может проронить ни слова. Граф озадаченно смотрел на нее, не прерывая ее молчания. Собравшись с духом, она продолжила:

— Когда пришло письмо, папа был нездоров, и я вскрыла депешу. Но когда я рассказала ему о приглашении… то не стала показывать отцу письма.

— Почему?

— Потому, — чуть не плача выталкивала из себя слова Теодора, — что папа никогда в своей жизни не брал оплаты за реставрационные работы, которые он выполнял для друзей или даже в качестве услуги знакомым!

Граф выглядел еще более озадаченным.

— Я не понимаю, что вы мне говорите… Мне сказали, что ваш отец — лучший картинный реставратор в стране, и мой секретарь мне сообщил, что Александр Колвин согласился приехать и вернуть картинам, которые, как вы, полагаю, знаете, я недавно унаследовал, их утраченные качества.

Теодора слегка всхлипнула.

— Боюсь, что я… очень плохо… все объясняю, но из-за того, что мы так… сейчас… стеснены в средствах, нам нужны деньги… очень. Так что я буду очень благодарна, если вы… заплатите папе за все, что он сделает, пока будет здесь… но, пожалуйста, отдайте деньги… мне… и пускай он думает, что он… ваш гость.

На миг воцарилось молчание.

— Кажется, я начинаю понимать, — медленно проговорил граф. — Вы имеете в виду, мисс Колвин, что, в то время как ваш отец отчаянно нуждается в деньгах, он слишком горд, чтобы принять их.

— Да, так, — согласно кивнула Теодора, — и, если он подумает, что ему заплатят, боюсь, что он не только откажется принимать что-либо от вас… он просто уедет… сразу же!

— Может быть, присядем и поговорим об этом? — предложил граф.

Теодора с тревогой подумала, что он, наверное, увидел, как она дрожит от волнения и с усилием сцепила пальцы, чтобы контролировать себя. Ее беспокоило также то, что она производит впечатление предательницы, которая плетет интриги против собственного отца, но больше ничего нельзя было поделать.

Она уселась перед камином в одно из обтянутых кожей кресел и, садясь, бросила взгляд на Ван Дейка. Один лишь факт, что картина была так похожа на их собственную, позволил ей почувствовать себя в безопасности.

— Чего я не понимаю, — проговорил граф спустя мгновение, — так это того, что вы вчера вечером сказали мне про Ван Дейка, которым якобы владеет ваш отец, а он говорил в почти агрессивной манере, что, по его мнению, его коллекция так же хороша, как моя, если не лучше. Что все это значит?