Принцесса викингов - Симона Вилар Страница 26

В это мгновение взгляд его был красноречивее слов.

– Ты знаешь мое условие, Атли. Попробуй уговорить Ролло.

Она не хотела думать, что произойдет, если Ролло даст согласие. Куда важнее – скакать вместе с ним по равнинам, ловить его взгляд, смеяться, слышать его голос. Иногда Ролло просил ее спеть для него, и она охотно соглашалась.

А ведь еще не так давно Ролло был для нее воплощением всего зла мира. Но это была запретная тема. Ни конунг, ни девушка ни разу не решились заговорить о том, как произошла их встреча.

К тому же и случая больше не представилось. Совсем немного времени спустя совместные поездки совершенно прекратились.

Были ли виной этому все учащавшиеся вспышки ревности Атли или та ночь в пути, когда Ролло вломился в дом мельника, где оставил Эмму на ночь.

Это случилось близ небольшого городка Лион, где располагалось одно из главных святилищ поклонников Одина, в канун языческого праздника, и Ролло со своими воинами отправился туда, чтобы совершить жертвоприношение. Эмма уже спала, когда ее разбудил грохот и треск половиц, а затем Ролло тяжело опустился на ее ложе.

Эмма даже в темноте ощутила, что он не таков, как всегда. От него тяжело пахло вином, конунг затрудненно дышал. Ее насмерть испугало это дыхание.

– Доколе ты будешь дразнить меня, сладкоголосая Птичка? – хрипло выдохнул он ей в лицо. – Почему бы нам не решить все раз и навсегда?

Эмму сковал ледяной ужас, но она все же смогла взять себя в руки. Негромко, словно в полусне, она спросила:

– А потом ты передашь меня Атли?

– Атли?

Казалось, Ролло удивлен. Затем ложе дрогнуло, и он поднялся.

– Ах да, братишка Атли…

Когда конунг вышел, Эмма закуталась с головой меховым одеялом и бодрствовала до рассвета, не в силах понять, что чувствует сейчас ее душа – облегчение или отчаяние и сожаление.

А на другой день, когда она встала, оказалось, что Ролло уже отбыл, приказав Брану, чтобы тот возвращался вместе с Эммой в Руан.

Тем и завершилась их короткая дружба. У Ролло появились иные заботы. В город прибывали все новые драккары, полные викингов, ковалось оружие, город гудел, как улей, и только и разговоров было, что о походе в Бретань —»Походе меча», ибо всем было известно, что Ролло намерен вернуть себе захваченный у него знаменитый меч Пешехода.

Эмме почти не удавалось увидеться с ним: теперь он явно избегал ее. При случайных встречах Ролло был сух и немногословен. Однако спустя некоторое время он как ни в чем не бывало приехал верхом, без сопровождения, в аббатство Святого Мартина. Эмма, сбежав со ступеней крыльца, подхватила его коня под узды.

– Рада приветствовать тебя, Ролло! Большая честь: среди стольких забот великий властитель нашел минуту навестить столь незначительную особу!

Она понимала, что Ролло известно о том, что ни епископа Франкона, ни Атли сейчас нет в аббатстве, а это значило, что ехал он именно к ней.

Не глядя на нее, конунг неторопливо перенес ногу через луку седла и спрыгнул на землю.

– Думаю, пришла пора нам поговорить, Эмма.

Он и прежде не раз заговаривал о том, что следовало бы ускорить их брак с Атли, но теперь, судя по всему, был настроен более чем решительно.

– Мы выступаем через несколько дней. Но до этого я бы хотел присутствовать при том, как вы с Атли выпьете свою брачную чашу.

Они находились в светлом покое, где обычно совершались трапезы и откуда Ролло, едва они вошли, удалил служанок. Его голос гулко отдавался под низкими арками пустого помещения.

Эмма набрала в грудь побольше воздуха.

– Ты хочешь сказать, что мы с ним предстанем перед алтарем?

Это был последний козырь, и Эмма на него очень рассчитывала. Покоившиеся на дубовой столешнице руки норманна в золотых наручах сжались в кулаки.

– Пусть возьмет тебя Локи, девушка! Ты отлично знаешь, что этого никогда не будет!

– Тогда я не понимаю, зачем ты пришел.

А затем больше часу они бранились и кричали друг на друга, чего не бывало уже давно.

– Я ненавижу тебя, Ролло! – вопила девушка. – Ненавижу тебя и твоего брата! Ты можешь насильно влить мне в горло этот ваш брачный напиток, можешь влить в него даже кипящую смолу, но, клянусь Всевышним, на следующее утро Атли найдет на ложе рядом с собой холодный труп!

– Ты не посмеешь это сделать!

– Видит Бог, я не кукушка и не кукую впустую и воспользуюсь единственным выходом, который вы мне оставили. Посмотрим тогда, что ты станешь говорить Роберту Парижскому, варвар, похваляющийся незыблемостью своего слова!

Ролло вдруг рванулся к ней, и Эмма подумала, что сейчас он ее ударит, но он остановился рядом, унимая бешено свистящее дыхание. Глаза его горели, как у волка.

– Франкон не одобрил бы то, что ты намерена сделать. Мне известно, что у христиан считается тяжелейшим из грехов наложить на себя руки.

– Прелюбодеяние, к которому ты меня принуждаешь, – не меньший грех.

– Прелюбодеяние?

Он криво усмехнулся:

– Ах да! Но ведь ты же еще зимой взяла этот грех на душу, решив разделить ложе с моим братом.

Эмму вдруг осенило:

– И у франков, и у норманнов настоящей супругой принято считать лишь ту женщину, которая родила своему мужу наследника. Вот что, Ролло. Я соглашусь на брак с твоим братом лишь тогда, когда пойму, что понесла от него.

Ролло вдруг отшатнулся от нее. Лицо его стало бледнее беленых известью стен. Казалось, он смотрит на нее целую вечность. Затем он кивнул:

– Будь по-твоему.

И хищно, по-волчьи, усмехнулся:

– Надеюсь, это случится еще до того, как я вернусь.

Эмма долго глядела ему вслед. Потом улыбнулась, но улыбка тотчас сменилась жалкой гримасой. Губы ее дрогнули, но глаза оставались сухими:

– Я ненавижу тебя, Роллон Нормандский!..