Бухта Аполлона - Сандра Мартон Страница 26

— Ладно, тогда я расскажу тебе о девушке по имени Мария Сантос. Она родилась двадцать пять лет назад и была самым прелестным ребенком на свете.

Мария рассмеялась:

— Какие глупости ты говоришь!

— Как? — Его глаза округлились с наигранной невинностью. — Ты хочешь сказать, что тебе не двадцать пять лет? Тогда сколько? Сорок пять? Пятьдесят пять? Неужели шестьдесят…

— Я вовсе не была прелестным ребенком, Алекс.

— Могу поспорить, что была!

— Я родилась недоношенной. Была маленькой, худой и… лысой.

— Красивой, как я и говорил, — рассмеялся Алекс.

— Александрос, ты сумасшедший!

— Да! Я схожу с ума по тебе, — мягко сказал он, на этот раз без смеха.

Может ли сердце петь? Может. Мария никогда не слышала таких восхитительных слов. Ее принц. Ее любовник. Ее Александрос сходит по ней с ума!

— Поэтому я хочу знать о тебе все.

И это тоже было прекрасно. Никто и никогда не интересовался ее жизнью.

— Ладно, только это будет неинтересный рассказ. Я родилась в Бронксе. Ходила в школу в Бронксе. Затем поступила в колледж в…

— В Бронксе? — с улыбкой подсказал Алекс.

— Угадал. Там я училась…

— Искусству?

Мария вздохнула и положила голову ему на плечо:

— Бизнесу. Это была мамина идея. Но когда все изучали компьютерные программы, я рисовала эскизы. Сначала мне хотелось стать дизайнером одежды, но потом поняла, что хочу работать с драгоценными камнями. Чтобы осознать это, мне потребовался год. Через год я сделала… то, что сделала. Подготовила портфолио, договорилась о собеседовании в Нью-Йоркском институте технологии моды. Меня приняли, и я попросила в банке студенческую ссуду. Потом я обо всем рассказала маме. Показала ей свои работы…

— И она сказала, что ты потрясающе талантлива…

Улыбка на губах Марии была жалкой и дрожащей.

— Мама сказала, что я дура и мечты у меня дурацкие.

Руки Алекса, обнимавшие ее, напряглись.

— Мне так жаль, дорогая. Я должен был догадаться.

— Не переживай. Я расскажу тебе о своей матери, и тогда ты поймешь, почему она вела себя так, когда мы заезжали к ней. — Мария перевела дыхание. — Знаешь, мама не смогла закончить школу. В шестнадцать лет ей пришлось пойти работать. Она работала швеей-мотористкой в ателье по пошиву одежды.

— А твой отец?

— Что о нем говорить? — В голосе Марии послышалась застарелая боль. — Ему принадлежала компания, в которой мама работала. Он был богат, имел дом на Лонг-Айленде, большую машину. А еще у него была жена и дети.

— И твоя мать об этом не знала…

— Знала. — Теперь в голосе Марии была горечь. — Он обещал, что оставит их и женится на маме, но конечно же и не помышлял об этом. Когда она сказала, что беременна, он обвинил ее во лжи. Поняв наконец, что это правда, он дал ей деньги на аборт. Мама делать аборт не стала и родила меня. Тогда он сказал, что это было ее решение, и уволил. Больше она его никогда не видела.

«Вот только зачем я рассказываю обо всем человеку, который родился и вырос на другой планете?»

— Вот такая веселая сказка Бронкса. — Она выпрямилась. — Это был чудесный перерыв, Алекс, но я должна вернуться к работе.

— И он никогда не пытался увидеть тебя?

— Кто? — Мария постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно жизнерадостнее. — А-а, мой отец? Нет. Зачем?

— Как мужчина может отвернуться от женщины, носящей его ребенка? Тем более от самого ребенка?

— Не знаю, но…

Алекс повернул лицо Марии к себе, взял его в ладони и поцеловал в губы.

— Ты сильная и храбрая женщина, Мария Сантос. И я горд тем, что стал твоим возлюбленным.

Их отношения стали легкими и ровными, как будто они были вместе уже долгое время.

Но только не в постели! При одном виде Александроса у Марии учащался пульс, а мимолетная улыбка Марии мгновенно возбуждала в Алексе такое неистовое желание, что он хватал ее в объятия, и они предавались любви где придется. В мастерской, в саду. На заднем сиденье лимузина, опустив перегородку, отделявшую салон от водителя. На узкой, скромной кровати в ее мастерской и в огромной, роскошной — в его спальне.

Они занимались любовью, много разговаривали, смеялись и работали. Она — в мастерской, он — в своем кабинете в особняке. Со временем они узнали друг о друге все, что им было нужно.

Мария больше не чувствовала себя больной, утренняя тошнота осталась в прошлом. Иногда накатывали усталость и слабость, но грипп дает такое осложнение — все так говорят.

Одно омрачало ее настроение — дни, отведенные ей Александросом, летели все быстрее. Месяц неумолимо подходил к концу. Колье было практически готово. Празднование юбилея приближалось. Прошла неделя, другая, началась последняя… Когда она закончится, колье будет готово, и больше Марию ничего не будет здесь удерживать.

Если только Алекс не попросит ее остаться. И она, всю свою жизнь избегавшая подобных отношений, боясь повторить судьбу матери, останется.

Только он не попросит. Зачем ему это? Да и не может он. Ведь Александрос принц, а она — незаконнорожденная девчонка из Бронкса, выросшая в нищете. Пусть она могла некоторое время делить с ним постель, но никогда не сможет разделить с ним жизнь.

Мария заставила себя сосредоточиться на работе. Наконец колье было готово, осталось только установить в центре розовый бриллиант, но до этого она должна была увидеть королевскую корону.

Король Эгей сначала пообещал устроить так, чтобы Мария увидела корону своими глазами, потом все же отменил свое решение.

Дождливым днем, за несколько дней до празднования юбилея королевы Тии, Мария решилась. Дождавшись, когда Алекс уедет на запланированную встречу в Эллос, она позвонила во дворец и обратилась с вежливой просьбой к личному помощнику короля Эгея. Она попросила разрешения увидеть корону сегодня же, иначе подарок для королевы не будет столь совершенным, как того хотели и королева, и сам король.

Мария повесила трубку и тут почувствовала уже подзабытый приступ тошноты. Это удивило ее — теперь о гриппе не могло быть и речи.

Она едва успела добежать до ванной комнаты, где ее буквально вывернуло наизнанку.

Когда спазмы перестали сотрясать ее тело, она почистила зубы, прополоскала рот и умылась. Но на полпути в спальню у нее так закружилась голова, что она споткнулась и больно ударилась о дверной косяк грудью, которая стала такой чувствительной в последнее время… Даже когда во время их занятий любовью Алекс гладил ее грудь и целовал соски, ей было больно.

Господи! Чувствительная грудь. Беспричинная тошнота. И критические дни, которых не было уже… Два месяца? Три?