Любовь без гарантий - Ольга Агурбаш Страница 26

Она была практически одного возраста с Семеном, ну буквально года на два-три моложе. К тому времени на сцене она провела уже лет семнадцать, а то и все двадцать. Устала, конечно. Но запрет на работу был неприятен ей своей категоричностью и безвыходностью. Нет – и все! Не обсуждается. Это он только предлагал в мягкой форме, мол, не надо бы тебе больше работать… Мол, хватит уже… На самом же деле за этими обтекаемыми формулировками скрывалось жесткое, непоколебимое и необсуждаемое решение.

И долгие годы Эля мучилась сомнениями: а правильно ли она поступила, связав свою жизнь с таким непростым человеком.

Навыков общения с детьми у Семена не было никогда. Да и в отношениях с Элей он частенько срывался на прямой диктат, чем пугал ее до слез… Бывало, что Семен уходил в бега, мотаясь по стране, а Эля коротала долгие месяцы в одиночестве… Случалась и необходимость прятать семью… И тогда Эля с детьми по нескольку недель не выходила из каких-то съемных, как правило, убогих, грязных, захламленных квартир… На ее глазах проходили и сходняки, и жесткие разборки…

Эля порой проклинала свою судьбу. Прижмет, бывало, к себе детей – двенадцатилетнего Валентина и малютку Сонечку, обнимет их и держит в крепких объятиях своих долго-долго… Не отпускает. И заплакать боится, и сдержать слезы сил нет…

А Семен то прячется, то шифруется, то разъезжает по стране…

Потом, спустя годы, устаканилось вроде бы. И не сказать, чтобы Семен угомонился. Нет. Он-то как раз развил бурную деятельность. Был везде. Где споры, у кого проблемы – он тут как тут. Не сам, конечно, напрашивался, а как положено: попросят разрулить конфликт – пожалуйста. Он же авторитет. Он правильный, справедливый, мудрый.

В его голове постоянно рождались новые схемы, какие-то хитросплетения, логические многоходовки. Он постоянно находился в движении, в поиске новых путей добычи денег. Казалось, ему мало того, что он имеет и так, без усилий. Надо было больше. Дочка росла, требовала нарядов и украшений. А он не мог отказать единственному ребенку. Видимо, дочь и была истинной причиной более-менее размеренного образа жизни, который с годами выработался у него.

Сонечка, сама того не сознавая, создавала такой микроклимат в семье, что не хотелось Семену никуда уезжать надолго. Тем более что, взрослея, она часто обращалась к отцу за советами, и он с удовольствием анализировал все ее сначала детские, потом подростковые, а затем уж и вовсе девичьи ситуации. Именно он, а не Эля. Это льстило Семен у, укрепляло и без того высокий авторитет и грело, очень грело… Кроме того, Сонечка много читала, и они вместе с отцом частенько разбирали сложные задания по литературе, или спорили над какими-то неоднозначными умозаключениями классиков, или, дискутируя, составляли план сочинений…

Семен, перечитавший на зоне всю библиотеку, обладал поистине энциклопедическими знаниями и был несказанно горд тем, что имеет возможность быть полезным своей дочери в качестве литературоведа и критика.

У старшего сына Эли подобных интересов не было. Ему бы погонять с пацанами в футбол или на великах выбраться за город… Не до учебы… Семен с ним особенно и не занимался. И беседы воспитательные не были приняты у них. Все воспитание ограничивалось жестким, тяжелым взглядом, который выдерживать пацану никогда не удавалось. Так иной раз глянет на него Семен, если тот мать огорчит своим поведением или замечание какое из школы принесет, что никаких других педагогических приемов и не требуется… И взгляд этот пацан долго помнит… И на какое-то время все успокаивается. Учеба более-менее приходит в норму, поведение возвращается в приемлемую колею… Потом опять, правда, все снова-здорово. Но ничего, справлялись…

Появилась возможность выезжать за границу. И Семен стал вывозить свою ненаглядную Элю на лучшие курорты мира. Она капризничала: там жарко, тут скучно, здесь – надоело, но ездила постоянно. Вздыхала, уставала от перелетов и переездов, но путешествовала исправно.

Поскольку статус Семена Львовича был далеко не местечковый, а скорее, общегосударственный, то по делам своим он разъезжал по стране много и часто, и наиболее посещаемым городом являлась Москва.

В этом месте рассказа Семена о своей жизни Ирина начинала сомневаться. А поскольку жизнеописание происходило неоднократно, то устами Элеоноры, то Семена, Ирина только укреплялась в своих сомнениях. Ей было странно: почему он сам едет к кому-то, а не к нему? Раз уж он такой великий, как хочет себя представить.

Не сам ли себе придумал Семен Львович этот статус, значимость, незаменимость? Не продолжает ли эксплуатировать прежний образ, утратив в настоящем времени его актуальность? Насколько же он одинок или неудовлетворен жизнью, если так отчаянно стремится к общению, столь рьяно навязывает свое общество?

Во время этой своей беременности Ира с удивлением отмечала несвойственную ей подавленность, нежелание двигаться, действовать, равнодушие к окружающим.

Ей редко было хорошо: или нездоровое спокойствие, когда все безразлично, или непонятное раздражение даже на привычные действия ближних. Слишком громко елозит стул под старшим сыном, зачем так много кладет сахара в чай младший, почему муж опять разбросал свои носки по спальне, а не донес их до стиральной машины.

Работа немного спасала, отвлекая от мыслей о собственном состоянии. Однако, такого количества замечаний и недовольства от своей начальницы ее сотрудники не получали никогда. Ей старались угодить, выполнить вовремя все поручения, предвосхитить новые задания… Порядок и чистота поддерживались кругом идеальные, чтобы, не дай Бог, не вызвать гнева Ирины Степановны или не навлечь на себя наказания…

Как бы там ни было, но такое полуболезненное самочувствие и соответствующее поведение Ирины пошло на пользу бизнесу. Работа магазинов и кафе заметно оживилась, новые идеи успешно претворялись в жизнь, люди работали энергично и старательно.

Семья перебралась в новый дом. Он понемногу приобретал черты уютного жилища, хотя Ирина занималась домом скорее по остаточному принципу. Здоровье требовало повышенного внимания, дополнительных обследований, медицинского сопровождения.

На этом фоне постоянные выходы в свет с Семеном Львовичем стали не просто тяготить Ирину, а сделались буквально непереносимыми. Но Иван почему-то никак не мог отказать Семену Львовичу и покорно разделял с ним досуг, далеко не всегда того желая.

Ирина недоумевала:

– Вань, ну почему мы не откажем ему?! Мне тяжело. Ты понимаешь, я устаю… Причем от всего: и сидеть долго мне тяжело, и стоять неудобно.

– Ир, ну а что делать? Он такой человек… – Иван задумался, подбирая слова, – значительный… Он очень важная персона в нашей жизни. Как ему отказать?

– Вань! Ну чем он важен? Чем? – Ирина раздражалась, повышала голос.

– Да что ты понимаешь? Вести бизнес в наши дни и в нашей стране, думаешь, просто?!

– Ну вели же мы наш бизнес без него!

– Да… Вели. Но теперь Бог дал нам знакомство с ним. Зачем-то ведь нам это надо. Я его использую, как мне удобно.