Принц Генри - Эмма Чейз Страница 26

– Ты – девственница? – спрашиваю я.

– Ну… да.

– Тогда на что ты жалуешься? Ты проходишь по критериям.

Глаза Сары сверкнули от гнева, и она практически рычит в ответ:

– Потому что я – больше, чем просто моя девственная плева, Генри! И делать главной ценностью образованной, умной, страстной женщины тоненький кусок плоти – это просто унизительно! Как бы ты себя чувствовал, если бы вся твоя ценность зависела от крайней плоти?

Я обдумываю ее слова, потом усмехаюсь:

– Ну, думаю, с этим у меня все в порядке. Мне говорили, что у меня весьма впечатляющая крайняя плоть – по крайней мере, медсестрам нравилась. Может быть, сейчас ее выставляют где-нибудь в музее.

Несколько секунд она смотрит на меня, потом вдруг громко смеется. Голос у нее глубокий, чуть хрипловатый, чувственный.

– Ты ужасный человек.

– О, я знаю, – качаю головой по поводу всего этого.

– И феминист из тебя еще хуже.

– Согласен. Над этим нужно поработать. Но ты ведь мне поможешь? Мы должны проводить больше времени вместе – каждую минуту, днем и ночью. Вот ты и сделаешь из меня человека. Как следует отшлифуешь.

Сара толкает меня в плечо.

– Ха! Да, я понимаю, о какой «шлифовке» ты говоришь.

Теперь мой черед смеяться – конечно же, она права.

– Но у тебя никогда никого не было? Правда?

Сара пожимает плечами.

– Пенни и я были на домашнем обучении… но в десятом классе был один парень.

Потираю руки.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи мне все во всех интригующих скандальных подробностях. Он был футболистом? Большим и сильным, капитаном команды, самым популярным парнем в школе?

Ярко представляю себе Сару, хрупкую, высокую, но изящную, красивую – любой парень отчаянно желал бы, чтоб она оказалась в его объятиях. У него на коленях. У него в постели, или на капоте машины, или верхом на нем… в общем, все вышеперечисленное.

– Он был капитаном шахматного клуба.

Закрываю глаза ладонью.

– Его звали Дэйви. Он носил очаровательные твидовые пиджаки и галстуки-бабочки. У него были светлые волосы, и он был немного бледным из-за астмы. А еще он носил такие же очки, как я, и у него были носки с ромбиками на каждый день в году.

– Ты же прикалываешься, да?

Она качает головой.

– Носки с ромбиками, Сара? Серьезно? Я в тебе разочарован. Вот прямо сейчас разочаровываюсь.

– Он был славный, – упрекает она. – Не обижай моего Дэйви.

И Сара снова смеется – радостно, свободно. Мой член реагирует жестко и быстро – прежде всего, жестко. Как чертов гранит.

– Ну и что случилось со славным мальчиком Дэйви?

– Однажды я осталась одна в библиотеке, и он подошел ко мне и стал звать меня на весенний бал. А я была так взволнована и так нервничала, что еле дышала.

Я представляю, какой она была тогда, но в моем воображении она ничем не отличалась от себя нынешней. Невинная, милая и такая настоящая, честная – она бы никого не сумела обмануть, даже если бы это было вопросом жизни и смерти.

– А потом, прежде чем он успел закончить фразу, я…

Я не отдаю себе отчет, что подаюсь вперед и наклоняюсь к ней, пока она вдруг не замолкает, и я чуть не падаю, потеряв равновесие.

– Ты – что?

Сара прячет лицо ладонями.

– Я… В общем, меня на него стошнило.

Я пытаюсь не смеяться. Клянусь, всеми силами стараюсь… но я ведь живой человек. В итоге смеюсь так, что машина трясется, и несколько минут не могу произнести ни слова.

– О господи.

– Да, а на обед я съела рыбу с жареной картошкой, – Сара тоже смеется. – Это было отвратительно.

– Бедная ты, – качаю головой, все еще посмеиваясь. – И бедняга Дэйви.

– Да, – она трет под глазами. – Бедняга Дэйви. После этого он ко мне даже не подходил.

– Трус. Он тебя просто недостоин. Чтобы сходить с такой девушкой, как ты, на весенний бал, я бы переплыл целое озеро рвоты.

Она широко мне улыбается, и ее щечки краснеют, как два блестящих яблочка.

– Это самое приятное, что мне когда-либо говорили.

Играю бровями.

– Да, я умею делать комплименты.

Сара качает головой.

– Ну в общем, потом по школе поползли слухи, и ко мне уже никто не хотел приближаться. И вот мне двадцать пять, и я, вероятно, даже больше девственница, чем была сама Дева Мария.

Сара перекрестилась – полагаю, просто на всякий случай, чтобы не богохульствовать.

– Но какой-то опыт у тебя все-таки есть, правда же? – Я многозначительно потираю пальцы друг о друга. – Пусть и только наедине с самой собой. Самоудовлетворение вообще полезная штука, для души.

Ее реакция – румянец пятого уровня… малиновый.

– Это слишком личное, – пробормотала она.

– Значит, все-таки да.

И черт возьми, все эти образы, которые приходят мне в голову! Мой член чуть не стонет – я готов отдать яйцо, чтобы посмотреть, как Сара фон Титиботтум себя ублажает.

– Ну, поскольку я пока живу в твоей комнате, надо разработать систему знаков. Вешать носок на дверь или что-то в таком духе. Не хочу же я лишать тебя удовольствий. Или… ты можешь разрешить мне посмотреть. Из меня чудесный зритель.

Сверкнув на меня глазами, она все еще краснеет.

– Ты мне больше не нравишься.

Легонько щелкаю ее по носу.

– Врушка.

* * *

Когда мы возвращаемся во двор замка, нас уже ждет Джеймс. И выглядит он совсем не радостным. Честно говоря, сейчас он похож на светловолосого Халка… притом вот за мгновение до трансформации. Сара тоже это замечает.

– Он явно расстроен.

– Ага.

Мы выходим из машины, и Сара разворачивается так быстро, что я чувствую ветерок.

– Так, мне нужно к Пенни. Пока!

– Трусиха! – кричу ей вслед.

Она просто отмахивается, не оборачиваясь.

Медленно подхожу к Джеймсу – осторожно, как исследователь, забредший глубоко в джунгли Амазонки, впервые выходящий на контакт с представителями племени, никогда не видевшими внешнего мира. Протягиваю ему свои дары, мирное подношение – двойной бургер с сыром.

– Я принес тебе бургер.

Джеймс зло вырывает пакет у меня из руки, но… хотя бы не выкидывает. Он поворачивается к одному из мужчин, стоящих за его спиной.

– Мик, неси сюда.