Забытый брак - Мелани Милберн Страница 26

Хавьер протянул руку, переплел пальцы с дрожащими пальцами жены.

— Я не хочу потерять тебя. Но я могу дать только то, что могу.

Ему показалось, что Эмелия вот-вот заплачет, во всяком случае, ее глаза блестели ярче, чем обычно.

— Я хочу, чтобы меня любили, — мягко сказала она. — Этого же хотела моя мать, но жизнь распорядилась иначе. Я хочу просыпаться, зная, что мой любимый всегда рядом со мной, готовый оберегать и поддерживать меня. И… я хочу ребенка.

Хавьера словно бы ударило в грудь взрывной волной. Он вспомнил свое одинокое детство: боль от неожиданной потери матери и равнодушие отца после ее смерти. Он был не готов взять на себя родительскую ответственность, он знал, что все испортит. Даже благополучные родители, сами из полных счастливых семей, часто испытывают сложности со своими детьми. У него нет шансов. Он разрушит потенциал ребенка, нанесет ему эмоциональную травму, и тот возненавидит его так же, как он в конце концов возненавидел своего отца.

Хавьер не мог так рисковать.

— Это не обсуждается, — сказал он холодным, строгим голосом, будто бы принадлежавшим кому-то другому. — Я не хочу и никогда не захочу детей, о чем предупредил тебя с самого начала. И ты согласилась.

— Я согласилась только потому, что потеряла рассудок от любви. Я все еще люблю тебя, Хавьер, больше, чем когда-либо, но я не откажусь ради тебя от материнства.

Испанец отодвинул кресло и поднялся на ноги.

— Ты не можешь ни с того ни с сего выдвигать подобные требования, Эмелия. Меньше месяца назад между нами царила полная гармония, ты занималась своими делами, я — своими. И вдруг ты поставила все с ног на голову.

— Я устала поступать только так, как хочешь ты. — Эмелия вздернула подбородок. — Мне не нравится, что желтые издания по всему миру публикуют твои фото в обнимку с очередной моделью или начинающей актрисой. Я уверена, ты мог бы контролировать, кто и с кем видит тебя на публике, если бы хотел.

— Меня должны видеть на публике с женой. Но она всегда слишком занята — бегает по магазинам в другой стране или сидит у маникюрши.

Эмелию передернуло от его слов. Неприятнее всего, что в них содержалась изрядная доля истины. Она слишком увлеклась ролью выставочной жены и забыла о первоначальном намерении стать Хавьеру другом и соратницей. Жаль, что ей потребовалось так много времени, чтобы это осознать.

— Прости. Мне казалось, я делаю именно то, что ты хочешь. — сказала она в некомфортной тишине.

— И ты прости. У тебя наверняка не осталось хороших воспоминаний о тех нескольких поездках, в которых ты меня сопровождала. Возможно, я слишком много думаю о делах, вижу общую картину, но упускаю из виду детали.

— Мы оба наделали ошибок. Думаю, если мы постараемся, нам удастся их не повторить.

— Я хочу, чтобы на этот раз у нас все получилось, Эмелия. Чтобы мы были счастливы, как раньше.

— Хавьер, ты был счастлив, а я — нет, во всяком случае, не по-настоящему. Потеряв память, я наконец-то поняла, в какой лжи жила. Я не та женщина, которая тебе нужна. Я никогда не была той женщиной.

Хавьер обошел стол и поднял жену на ноги, взяв ее руки в свои.

— Но ты была счастлива, Эмелия. — Он сжал ее пальцы. — Я дал тебе все, что можно купить за деньги. Я следил, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

— Ты меня не слушаешь, Хавьер. — Молодая женщина попыталась высвободиться, но муж держал крепко. — Мы не можем жить как раньше. Я не могу.

— Это мы еще посмотрим. — И Хавьер поцеловал ее.

Эмелия попыталась изобразить сопротивление, но получилось неубедительно даже для нее самой. Она хотела испанца независимо от того, что бросало его в объятия жены: злость или желание доказать свою правоту. По крайней мере, Хавьер проявлял эмоции, пусть даже не те, на которые она надеялась. И Эмелия ответила на поцелуй, горячо, страстно, каждым движением языка показывая мужу, что она тоже может быть настойчивой.

Хавьер прижал жену к стене, стремительно, как фокусник, расстегнул молнию платья, которое тут же соскользнуло и собралось у ее ног черной шелковой лужицей. Эмелия царапала ремень брюк мужа, стремясь поскорее добраться до средоточия его мужской силы.

— Не здесь, — прошептал Хавьер. — Алдана может войти, чтобы убрать со стола. Пойдем наверх.

У Эмелии появился шанс прекратить это безумие, но она в который раз позволила сердцу переспорить разум.

Потом она с трудом могла припомнить, как они добирались до спальни, останавливаясь на лестнице едва ли не на каждой ступеньке, чтобы поцеловаться. Когда испанец наконец прижал ее к простыням на их большой кровати, Эмелия была пьяна от возбуждения.

Хавьер снял с жены бюстгальтер, жестом собственника погладил груди, прежде чем подвергнуть их огненной пытке поцелуями. Спустившись ниже через гладкую долину живота Эмелии, он немного задержался, играя языком с круглой кнопочкой пупка, и лишь затем его голова оказалась между ее бедер. Эмелия хватала ртом воздух, пока муж пробовал ее на вкус. Волны блаженства докатывались до нее издалека и одна за одной, все быстрее, пока не нахлынули и не затопили молодую женщину приливом в неукротимом море чувственного удовольствия, подобного которому она еще не испытывала.

Испанец вошел в нее, сначала довольно жестко, но уже через несколько мгновений взял себя в руки, пробормотав что-то, похожее на извинение. Он наращивал ритм постепенно, с каждым толчком проникал все глубже, с каждым резким вдохом приближал Эмелию и себя к очередному свободному падению в бездну оргазма.

Он кончил почти сразу после нее, с низким горловым рыком, который отозвался в Эмелии сладкой дрожью. Только в такие моменты Хавьер позволял себе быть уязвимым. Она льнула к мужу, пока он изливал в нее свое семя, молясь, чтобы он, насладившись, не откатился в сторону и не испортил этот волшебный миг.

— Я не слишком тяжелый для тебя? — Дыхание испанца пощекотало ей шею.

— Нет. — Пальцы женщины пробежали по спине мужа как по клавишам рояля.

— Я не сделал тебе больно?

— Нет.

— Ты все еще несчастлива?

Эмелия вгляделась в его лицо, гадая, не насмехается ли Хавьер над ней. Ей показалось, что нет, но ее муж мог быть невозмутимым как памятник, когда хотел. Прочитать что-либо в его темных глазах казалось невыполнимой миссией.

— Иногда я сама не в силах понять, что чувствую, — уклончиво ответила она.

— Полагаю, я это заслужил.

Эмелия позволила тишине подчеркнуть значительность этого почти извинения. Через минуту-другую Хавьер поднялся и протянул ей руку:

— Пойдешь со мной в душ?

Теплая вода приятно покалывала их обнаженные тела. На сей раз поцелуи Хавьера были мягче, он никуда не торопился, исследуя самые чувствительные уголки рта жены. Но эрекция, которую Эмелия ощущала животом, не оставляла сомнений в его намерениях. Она встала на колени и взяла тяжелый, горячий член мужа в руки, поглаживая как охочего до ласки экзотического зверька с очень тонкой шкуркой. Ей показалось, что там, наверху, Хавьер временно перестал дышать.