Азарт среднего возраста - Анна Берсенева Страница 26

– Аннушка, я не из пугливых, – сказал Александр. – Видно, гены поморские. Предки на китов ходили.

И вдруг она засмеялась. Невозможно было разобрать, что звенит в ее смехе!

Прежде чем Александр успел внутренне напрячься, Аннушка перестала смеяться и сказала:

– Извини, Саша. Не обижайся. Я ведь испугалась было, когда ты… руку и сердце.

– А теперь?

– А теперь не боюсь.

– Почему?

Он облегченно вздохнул и улыбнулся.

– Потому что ты – как все мужчины. Не как все, не как все, – тут же поправилась она. – Ты, конечно, особенный мужчина. Но хвастаешься точно как все вы. – Она замолчала, потом произнесла совсем тихо: – Саша, я выйду за тебя замуж.

Ее согласие изумило его, потрясло, даже привело в оторопь. Но он, конечно, не собирался выяснять у нее, с чем это согласие связано. Он взял Аннушку за руку, притянул к себе. Второй рукой коснулся ее растрепавшихся – еще там, на заснеженном дворе, – волос и долго, все время, пока целовал ее, перебирал ее русые пряди. Волосы запутались у него между пальцами, в какую-то секунду ему показалось, что он делает Аннушке больно, но если это было и так, она не вскрикнула и не попыталась отстраниться.

Вся она стала – его, бесконечно и безраздельно. Он сразу почувствовал произошедшую в ней перемену: теперь она не только принадлежала ему, но, главное, хотела ему принадлежать. И как же странно, что это сделалось с нею всего лишь от нескольких его слов! И как он угадал, какие произнести слова? То есть не угадал – совсем по-другому… Когда он смотрел, как она хохочет во дворе, бросается снежками, да что там, даже когда уже вышел ей навстречу в прихожую, у него и в мыслях не было этих слов. У него и мыслей никаких не было, только отчаянный звон стоял во всем теле, и в голове тоже.

– Саша, – сказала Аннушка, – я сейчас опять уйти должна. На вечернюю съемку. Вот ключи.

Она взяла с подзеркальника ключи и положила ему в карман.

Легко было сказать «выходи за меня»! То есть не легко, а… В общем, неважно, как. Но Александр и предположить не мог, какое усилие ему придется совершить, чтобы воплотить свои слова в действительность.

Усилие это оказалось связано с Юлей. Александр впервые подумал о жене, только когда осознал, что его жизнь должна теперь дать сильный крен. До этого же – когда встречался с Аннушкой, спал с нею, предлагал ей выйти за него замуж – он как-то позабыл, что у него есть жена.

Наверное, это было неправильно и эгоистично, то есть даже наверняка именно так, но мысли о жене вообще посещали его крайне редко. Лишь в тех случаях, когда требовалось что-нибудь сделать для нее или по ее просьбе для детей. Когда он делал что-нибудь для детей сам по себе, без просьб, то о Юле не вспоминал вовсе.

Это стало так очень давно. Да с самого начала их совместной жизни и стало. Александр вообще считал, что жизнь у человека не совместная, а своя. Приходит ведь он вечерами домой, если не в отъезде, спит ведь с женой, обедает дома – какой еще надо совместности?

Ему казалось, Юлю это вполне устраивает, хотя бы потому, что никакой другой собственной семейной жизни она не знает. А то, что он краем уха слышал в ее пересказе о семейной жизни ее приятельниц – близких подруг у Юли не было, – свидетельствовало о том, что у них дело обстоит гораздо хуже: тот муж пьет, этот бьет, другой только и знает, что на диване лежать, а иной и всем бы хорош, да зарплата копеечная. Неудивительно, что, перебирая все эти варианты, Юля не мечтала о романтической любви, а радовалась тому, что есть: что муж работает и зарабатывает, что ни в чем не отказывает ни детям, ни ей, ни даже ее многочисленным родственникам.

Все это, включая помощь родственникам, должно было сохраниться и после развода. Александр собирался сказать об этом Юле одновременно с известием о своем уходе и был уверен, что она отнесется к его решению если не как к чему-то естественному, то все-таки спокойно.

Он и представить не мог, как мало, оказывается, знает свою жену!

Александр пришел домой вечером того дня, когда Аннушка согласилась выйти за него замуж. Тогда она ушла на свою съемку не сразу. То есть собиралась уйти сразу и даже, кажется, спешила, но когда Александр поднял ее на руки и понес в альков, то не стала сопротивляться. Правда, и инициативу проявлять не стала. Но ведь делала все, что он хотел, и не обращала внимания, что телефон разрывается в кармане ее куртки, которую Александр бросил на пол в прихожей… И ведь, кажется, именно эта страстная покорность ему, такая неожиданная при обычной ее, для всех предназначенной независимости, с самого начала привлекла его невероятно?..

В общем, он пришел домой поздним вечером.

В квартире стояла тишина. Денис был на Майорке: он уже второй год подряд уезжал туда в декабре, не дожидаясь даже каникул, потому что там были едва ли не лучшие в Европе открытые корты, на которых можно было тренироваться зимой. Дашка, наверное, уже спала.

При всей своей занятости Александр всегда был в курсе событий, происходивших в жизни его детей, с самого их раннего детства. А если он чего-нибудь о них не знал, то это было не какое-то особенное равнодушие, а обычное неполное знание, свойственное всем отцам взрослеющих подростков, независимо от того, собираются они жить в семье или разводиться.

Его отношение к детям тоже не должно было измениться в связи с переменами в его личной жизни, и это Александр тоже собирался сказать Юле немедленно, потому что немедленно же должен был начать новую свою жизнь – с Аннушкой.

«Должен? – с некоторым недоумением поймал он себя на этом непроизнесенном слове. – Почему должен?»

Но обдумывать это было уже некогда. Юля вышла навстречу мужу из спальни.

– Поздно ты, – зевая, сказала она. – Я уж подумала, вообще завтра прилетишь. Всю ночь снег шел – думала, аэропорт не принимает. Есть будешь? Рассольник разогрею.

«Я же в командировке был, – вспомнил Александр, с недоумением глядя на дорожную сумку у себя в руке. – Сегодня прилетел».

Все, что было в его жизни до сегодняшних слов: «Аннушка, выходи за меня замуж», – казалось ему странным, нереальным каким-то. Правда, почему-то казался странным и ее ответ. А почему? Он не понимал.

Но думать об этом было сейчас не ко времени. Конечно, разговор, который ему предстоял с женой, уже не мог изменить его жизнь, но обойтись без этого разговора было невозможно, а значит, на нем и следовало сосредоточиться.

У них не было принято, чтобы Александр звонил, предупреждая, что задержится в командировке. И чтобы она бодрствовала до утра, ожидая его, тоже принято не было. И зевала Юля просто потому, что уже собиралась спать: она и ложилась, и вставала рано. Все в укладе их общей повседневной жизни свидетельствовало о том, что расставание будет нетрудным и даже, возможно, пройдет вовсе не замеченным. Так уж оно установилось, и не было смысла обсуждать, хорошо это или плохо, главное, обоих это устраивало.