Свои, родные, наши! - Елена Арсеньева Страница 25

– Ну прости меня, – с силой сказал Егор, тиская в руках букет и вообще забыв о нем. – Ты думаешь, я себя не корю? Да, я виноват…

– А мне что с этим делать? – холодно прервала его Кира. – Виноват он! Я жить не хочу. И если бы ты знал, как я видеть тебя не хочу!

Она не плакала, не повышала голос, но именно эта мертвенная интонация убеждала, что она испытывает невероятную боль. Повернулась и медленно стала подниматься по ступенькам.

– Кира! – Егор схватил ее за руку, резко повернул к себе.

Она резко вырвалась, и наконец-то в тусклых глазах появилось подобие какого-то выражения… Легко, впрочем, определимого: презрения и ненависти:

– А, я поняла! Я еще не все ваши задания, товарищ капитан, выполнила?

– Кира, ну пойми, так сложилось! – взмолился Егор.

Она хрипло усмехнулась:

– Хотя я сама к выполнению любого вашего задания готова. Куда прикажете идти, товарищ капитан?

Чувствовалось, что она не соображает, что говорит, почему вдруг побежала куда-то…

Сделала несколько шагов по садовой дорожке, покачнулась – и повалилась на подтаявший газон.

Егор кинулся к ней.

Кира лежала без сознания.

Наверное, нужно было звать Катю, звонить в «Скорую», вызывать врача, наверное… однако Егор решил не терять времени: подхватил Киру на руки, положил на заднее сиденье своей машины – и на предельной скорости помчался в военный госпиталь, который располагался неподалеку.

Удостоверение капитана госбезопасности было той волшебной палочкой, которая открывала любую дверь. Однако гражданских лиц в ведомственной клинике не принимали. Егор это знал, а потому с порога заявил, что привез свою жену. Тогда Киру немедленно увезли на осмотр, а Егор сидел в коридоре. Ждал.

Сначала Киру осмотрел терапевт, потом в кабинет прошла женщина-врач.

Егору стало не по себе. Мелькнуло страшное подозрение, но он отогнал его.

Женщина-врач вышла, взглянула на Егора, улыбнулась:

– Беременность у вашей жены восемь недель. Поздравляю. Ваша жена сейчас выйдет.

Егор стоял как каменный. Язык присох к гортани.

Восемь недель. Восемь недель. С той страшной ночи перед старым Новым годом миновало как раз восемь недель…

Вышла Кира, мельком взглянула на Егора – и прошла, как мимо пустого места.

Может быть, он и в самом деле превратился в камень?.. Или даже провалился сквозь землю?

Во всяком случае, именно так он себя чувствовал.

* * *

Катерина не могла понять, что происходит с младшей сестрой. До этого активно гнала ее из дома, а теперь ведет себя так, будто ей все на свете безразлично. И настроение меняется несколько раз в день: то плачет из-за бросившей ее матери, а через минуту уже сияет. Но в последние дни как будто вылиняла. Говорит тихо, лицо бледное, глаза вечно на мокром месте.

Катя не сомневалась, что это связано с красавчиком Егором. Она была бы и сама не прочь с ним закрутить, но, во-первых, она же уезжает в Москву, какой смысл начинать то, что не будет иметь продолжения, а во-вторых, неохота ссориться с Кирой. Мало ли как там, в Москве, пойдут дела! Может, придется вернуться, а жить где? Нет, лучше наладить с Кирой отношения!

Однако это было сложно. Сестра ни в кино, ни в кафе ходить не желала, из института сразу ехала домой, сидела за книжками или возилась в мансарде, обустраивая ее своими руками.

Катя со смеху помирала, глядя на эту дурочку: целый домина к ее услугам, а она в какую-то конуру под крышей забивается! Да и холодно же там!

Однако любопытно же поглядеть, что там Кира нагородила. Однажды, не выдержав, Катя ворвалась туда под благовидным предлогом – и только головой покачала: как все было, так и осталось, правда, окно тюлем завешено. Хлам сдвинут к одной стене, на другую повешен ковер, под ним стоит диван, на котором скорчилась под пледом Кира с какой-то заплесневелой тетрадкой в руках. А, ну да, еще старые книги разобраны, стоят аккуратными стопками.

Катя сморщилась от запаха холодной плесени:

– А у тебя тут уютненько… Обедать пойдешь?

– Я ничего не хочу, – буркнула Кира, утыкаясь в тетрадь.

Катя не выдержала:

– Ну что? Что случилось? Что ты такая кислая все время?

Кира взглянула жалобно, будто хотела что-то сказать, но не решилась, отвела глаза. Однако Катя ждала, и наконец Кира снова взглянула на сестру и протянула ей эту старую тетрадь:

– Смотри, что я нашла, когда все здесь переворачивала. Это дневник бывшей хозяйки дома. Той самой, которая тут повесилась.

Катя, передернувшись от отвращения, взяла тетрадь, всмотрелась в вылинявшие, полурасплывшиеся чернильные строчки – и прочитала вслух:

– «…и когда я узнала, что понесла, я поняла, что жизнь моя теперь превратится в ад».

«Понесла»?!

Катя так и подскочила:

– А ты, часом, не того?.. Не залетела, сеструха?

Кира выхватила у нее тетрадь, отвернулась…

Катя обошла ее, села с другой стороны.

– Чего ж ты так очи стыдливо потупила? – хихикнула злорадно. – Ладно, не ты первая, не ты последняя. Будем делать аборт!

Развела руками:

– Ну что ты на меня так смотришь? Раньше надо было думать! Детский сад… Когда только успели?! Ну, ничего, я уже два сделала, врачиха прикормлена, сто рэ в зубы – сделает и тебе без направления.

– А это быстро? – жалобно спросила Кира.

– Вот увижу твоего Егора – всыплю по первое число! – сердито крикнула Катя.

– Мне очень страшно, – шепнула Кира.

– Спокойно! – отмахнулась Катя. – Ничего страшного. Там тебе укольчик сделают – и все, ты на свободе. Никто ничего не узнает. Ты только молчи! – Она решительно вскочила: – Так, пора действовать. Мне надо позвонить.

Катя выскочила вон. Кира посмотрела ей вслед – и расплакалась, прижимая к себе старую тетрадь…

Потом стала немножко успокаиваться. Катя все знает, она поможет. Она говорит, что все проходит легко и просто!

Однако на сей раз Катя ошиблась.

* * *

Она проводила Киру к «прикормленной врачихе», которую звали Лариса Ивановна, и обещала вернуться за ней вечером. Немножко задержалась в институте и была уверена, что сестра уже будет ждать ее в коридоре. Однако там никого не оказалось. Катя сидела, сидела в продавленном больничном кресле, воровато поглядывая по сторонам… Потом вышла чрезвычайно недовольная Лариса Ивановна и сообщила, что Кире придется ночевать в больнице: невозможно остановить кровотечение.

– В палату положить не могу и выпустить тоже не могу, – буркнула она. – Черт меня дернул с вами связаться!