Помиримся... у алтаря? - Энни Уэст Страница 25

– Хороший мальчик, – приговаривала Равенна, когда Гектор взял губами сахар из ее ладони и кивнул, словно в знак благодарности.

– Вот. – Джонас взял скребок и поставил Равенну рядом с конем. – Можешь почесать его.

– Я? Но я не знаю как.

Джонас вложил скребок в ее руку и накрыл ладонь Равенны своей рукой. Гектор пошевелился, и Равенна отшатнулась. Джонас улыбнулся и свободной рукой обхватил ее за талию.

– Не бойся, Гектор – настоящий джентльмен, – сказал он и провел щеткой по блестящему боку животного.

– Ты часто бывал у своей соседки?

– Очень. Там всегда что-то происходило.

– Я думала, здесь тоже происходило много событий. Я помню, что здесь всегда было много слуг.

– Поскольку я был сыном хозяев, меня тщательно ограждали от общения со слугами. Мои самые ранние воспоминания связаны с одиночеством. Дом всегда казался мне слишком пустым. Когда в доме бывали гости, маленькому мальчику не разрешалось присоединяться к ним.

– Звучит так, будто ты стоял на улице, заглядывая в окно.

– Не совсем, – хмыкнул он. – Я был не более одиноким, чем сотни других детей. Я помню тебя, плачущую за этими самыми конюшнями, потому что какая-то девчонка по имена Памела превратила твою жизнь в школе в настоящий ад.

– Ты это помнишь? – Рука Равенны предательски дрогнула.

– Я помню сочувствие к человеку, который был аутсайдером.

Равенна напряглась, вспомнив ту давнюю боль. Она обернулась. Джонас был так близко, что хватило бы одного крошечного шага, чтобы поцеловать его. Внезапно Джонас сделал шаг назад, и ей понадобилось какое-то мгновение, чтобы собраться с мыслями.

– Но ты был рожден для всего этого. А я – нет.

– Но ты была не одна, Равенна. У тебя есть мать, вы всегда были близки. Даже сейчас мне кажется, что она каким-то образом замешана в том, что ты оказалась здесь, – сказал Джонас. Равенна хотела возразить, но он остановил ее. Я не прошу тебя раскрыть твои секреты. Я просто говорю, что Сильвия всегда была на твоей стороне, она любит тебя.

– Конечно.

– Тогда тебе повезло куда больше, чем многим детям.

– А кто был у тебя, Джонас? – спросила Равенна. Она понимала одно: в его семье не хватало любви и тепла.

– У меня был я.

Джонас снова выглядел сильным, независимым и уверенным в себе, как тогда в Париже, когда она сочла его высокомерным и наглым. Но сейчас она понимала его гораздо лучше. Она понимала, что его стремление сделать все правильно – своего рода защитный механизм, который выработал для себя мальчик, которому отчаянно не хватало любви.

– А было ли этого достаточно?

– Каждый ребенок хочет быть в центре любящей семьи, разве нет? Но я был удачливее многих. У меня были еда и крыша над головой, я получил прекрасное образование. И у меня есть Девесон-Холл. Я всегда знал, что однажды он станет моим, и я хотел все сделать правильно.

– Правильно?

– Когда я был мальчиком, у меня было много времени, чтобы мечтать. Я внимательно изучал дом, представляя себе то, каким он будет, когда станет моим. Этот дом стал моей семьей, моей опорой.

– Так вот зачем ты затеял всю эту реконструкцию?

– Я хочу, чтобы все было сделано правильно.

– Ты хотел традиционного оформления дома, чтобы это соответствовало тому, что ты представлял себе, когда был ребенком?

– Наверное. – Он пожал плечами. – Хотя мои вкусы изменились.

Джонас выглянул из конюшни и посмотрел на дом, задумчиво потрепав по холке пса, тенью следовавшего за ним.

– Когда все будет сделано, я устрою прием. Это традиция Девесонов, которую не соблюдали уже много лет. Я хочу, чтобы ты тоже была там.

Сердце ее затрепетало от волнения, но она напомнила себе, что экономка должна контролировать прием.

– Конечно. Я же буду обеспечивать угощение.

Я не хочу, чтобы ты оставалась за кулисами. Я хочу, чтобы ты была на приеме, а не на кухне. Ты заслуживаешь этого.

Равенна растерянно моргнула. Означает ли это, что праздник станет концом ее порабощения?

– Равенна, так ты придешь? – Он выжидающе смотрел на нее. Это было приглашение, а не приказ.

– Конечно, – улыбнулась она. – Как я могу пропустить праздник по случаю воплощения в жизнь твоей мечты?

– Это место – мое наследие, но ремонт – только первый шаг навстречу мечте.

– Да? А что еще? – Она ласково погладила Гектора.

– Ребенком я любил это место, но даже тогда я понимал, что его нельзя назвать домом. – Он помолчал и продолжил говорить тихим голосом, будто рассказывал больше сам для себя, чем для нее. – Я хочу, чтобы Девесон-Холл стал настоящим домом, местом, у которого есть сердце. Место для семьи, жены, которая будет любить его так же сильно, как и я. Дети, домашние животные.

Равенна замерла. Дом. Дети… Это не должно так удивлять ее. Иначе зачем еще Джонас воскрешает Девесон-Холл? Джонас не хотел жить здесь в одиночестве.

Желудок Равенны болезненно сжался. Она слушала о планах Джонаса с одобрительной улыбкой. Она мысленно почти видела себя частью его планов, несмотря на свою решимость держать эмоциональную дистанцию. В глубине ее души все еще теплилась надежда на то, что однажды они смогут преодолеть прошлое и начать все заново.

А потом он упомянул о детях… Равенна инстинктивно прижала ладонь к животу. Почти год назад, узнав о том, что у нее рак, она успокаивала себя тем, что бесплодие – не самая высокая цена за лечение, которое поможет ей выжить.

Равенна всегда хотела детей. Она старалась сосредоточиться на том, что она молода, жива, и она отказывалась сожалеть о том, что никогда не станет матерью. Но сейчас пустота в ее сердце наливалась болью…

Она, наверное, сошла с ума, если хоть на миг представила себе, что у них с Джонасом может быть будущее. Все было против этого: их прошлое, кража, ее происхождение и социальный статус. Она никогда не впишется в его мир. Она никогда не сможет подарить мужчине ребенка…

От горячих слез защипало глаза. Она ни разу не заплакала в течение долгих месяцев химиотерапии, не заплачет и сейчас. Оставив Джонаса наедине с его мечтами, она тихонько вышла из конюшни через заднюю дверь.