Ложь во спасение любви - Барбара Картленд Страница 25

Они уже отъехали по крайней мере мили три от дома.

Лошадям приходилось двигаться медленно. Дорожка была не шире овечьей тропы.

Когда в конце концов они забрались на самый верх, она убедилась в своих догадках. С горы действительно открывался панорамный вид, а на вершине оказалось какое-то сооружение, напоминавшее памятник.

Когда они спешились, Кармела обратилась к своему спутнику:

— Я ожидала увидеть нечто подобное. Очередной дорогостоящий каприз. Так оно и есть. Зачем здесь воздвигли это?

— Сейчас я вам все покажу, — улыбнулся граф. Он направился вперед, взяв свою лошадь под уздцы, и Кармела последовала за ним, ведя за собой Флайкетчера.

Когда они подошли ближе к монументу, она увидела большую плоскую плиту с разметкой, как у компаса, вырезанной на камне. Тут она вспомнила рассказ графини и воскликнула:

— Теперь я вспомнила, я уже слышала про него!

Граф огляделся вокруг, потом взглянул на камень. По кругу компаса проступала надпись, гласившая: «Вся земля, которую вы видите с вершины этого холма, принадлежит семейству Гэйлов с 1547 года».

Кармела вслух прочла выбитые на камне слова.

— Помню, как я в первый раз попал сюда. Я был настолько мал, что с трудом прочитал надпись.

— А я помню, как бабушка говорила, будто эта фраза несколько преувеличивает владения Гэйлов, — заметила Кармела, — и что в ясную погоду отсюда можно разглядеть целых три графства, то есть землю, вовсе не принадлежащую Гэйлам.

Граф внимательно посмотрел на нее. Затем он спросил:

— Это правда?

— Я только повторяю услышанное от бабушки. Когда она предавалась воспоминаниям и рассказывала о поместье, она всегда отмечала, насколько Гэилы обожают хвастать своими владениями.

Она поддразнивала графа, надеясь рассмешить его. Но вместо этого он все больше хмурился, перечитывая старую надпись на компасе. Внезапно он яростно произнес:

— Я прикажу сбить эту надпись. Если и есть на свете что-то, к чему я испытываю отвращение и ненависть — так это ложь и обман!

Он явно рассвирепел. Кармела озадаченно смотрела на него, не понимая, почему столь незначительное обстоятельство задело его так сильно.

Граф продолжал сердиться, и она попыталась успокоить его:

— Простите меня… Я не хотела ни огорчить, ни рассердить вас… Мне, видимо, не следовало повторять слова, сказанные бабушкой, ведь, откровенно говоря, она могла… ошибаться.

На мгновение оба замолчали.

Потом граф проговорил:

— Возможно, мне стоит принести свои извинения, но я ненавижу, когда мне лгут, а в этом поместье я уже имел слишком неприятный пример подобного обмана.

— Что-то случилось? — спросила Кармела.

Сначала она подумала, что он не станет отвечать и объяснять, чем вызвано его смятение.

Но он, видимо, решил рассказать ей подробности:

— Как только я прибыл сюда, я понял, каким нерадивым хозяином во многих отношениях оказался ваш отец, и те, кого он нанимал, извлекали из этого свою выгоду.

— Вы хотите сказать, они обворовывали его?! — уточнила Кармела. Граф утвердительно кивнул.

— И в весьма крупных размерах. Фактически не меньше тысячи фунтов уплывало ежегодно, и не только за счет мелких хищений, но и путем хорошо спланированного и организованного мошенничества служащих.

— Какой ужас! — воскликнула Кармела. — Гэйлстон кажется настолько совершенным, и звучит вдвойне кощунственно, когда подобные вещи происходят под его сенью.

— И я думал о том же, — сказал граф твердо, — мне уже удалось выявить двух самых отъявленных преступников, хотя убежден, что кое-кто еще остался.

— Какие должности они занимали? — спросила Кармела.

— Самым большим жуликом оказался управляющий, человек по имени Мэтью, — ответил граф, — а помогал ему счетовод, Лэйн, который, конечно, значительно облегчал тому задачу, и так они воровали в течение многих лет.

Кармела вздохнула:

— Как все это грустно.

— А я еле сдерживаю себя от гнева.

— Так вы выгнали их?

— Безусловно, — подтвердил он. — Я дал им сорок восемь часов, чтобы они убрались, и сказал обоим, что непременно приму меры, дабы они нигде и никогда не получили нового места.

— Полагаю, они заслуживают именно этого, — согласилась Кармела.

— Они могли бы сесть в тюрьму или даже оказаться среди повешенных, по крайней мере, отправиться на каторжные работы или на поселение в колонии, — резко заметил граф. — Но я решил отпустить их, защищая имя вашего отца и всю семью от скандала в случае суда над ними.

— Вы проявили доброту.

Граф плотно сжал губы.

— Моя доброта была вознаграждена, когда Мэтью сжег дотла свой дом перед тем, как он покинул поместье! Теперь я не знаю, следовало ли мне отпускать его без ареста.

Кармела не отвечала.

Она думала о своем. В сложившейся ситуации можно было понять человека, сильно ненавидевшего ложь, и она невольно задумалась, какие же чувства будут обуревать его, когда граф узнает, что она, Кармела, тоже обманывает его.

Она понимала, что ей придется бежать без оглядки и скрываться где-нибудь подальше. И бежать придется немедленно, как только она узнает о замужестве Фелисити, ведь предстать пред разъяренным графом — не пожелаешь даже врагу.

И хотя этот человек не имел морального права распоряжаться судьбой Фелисити и пытаться выдать ее замуж за принца, не задумываясь о ее чувствах, Кармела все-таки не желала причинять ему страдания.

Потом она стала убеждать себя в том, что вряд ли ее поступок причинит графу сильную боль. Конечно, она бы на его месте не простила такого никому, но вряд ли его чувства вообще будут задеты.

Граф казался ей настолько уверенным в себе, независимым и неуязвимым, что он наверняка лишь с досадой убедится в ошибочности своего о ней представления.

Она видела, что постепенно сближается с графом, их отношения становятся все дружественнее и теплее, они охотно беседуют и получают удовольствие от совместных поездок верхом.

«Он определенно находит меня симпатичной и приятной в общении и, я думаю, доверяет мне», — признавалась она сама себе.

Кармела снова посмотрела на компас и почувствовала: она боится момента, когда граф узнает, что она не та, за кого себя выдавала, и вся насквозь пропитана ложью, — сплошной обман с самого ее появления в доме.

Беспокойство, вызванное подобными размышлениями, переполняло ее. Граф, стоящий подле, все еще сохранял хмурое и сердитое выражение лица. Кармела заставила себя окинуть взглядом открывающийся с вершины горы вид, издали напоминавший макет. Все вокруг было залито солнечным светом. Земли простирались до самого горизонта. Внизу, ближе к подножию расположился сам дом, за ним раскинулось озеро и сады.