Три короны - Виктория Холт Страница 25

– Присаживайтесь, милорд. Нам предстоит серьезный разговор, – после всех необходимых приветствий сказала она. – Не скрою, мне льстит та огромная честь, которую ваша страна оказала моему дому. Однако я вынуждена вам сообщить, что моя дочь намерена постричься в монахини, а потому не расположена к супружеской жизни.

– Ваша Светлость, принцесса еще очень молода. Вероятно, она не совсем понимает, как много счастья может принести ей этот брак. А с другой стороны – едва ли осознает, с какими тяготами сопряжено слишком долгое пребывание в монастыре.

– Вы правы, милорд. Но девочка очень чувствительна, и я не знаю, как она приспособится к климату страны, расположенной гораздо северней Италии.

– Ваша Светлость, климат в нашей стране умеренный. У нас не бывает палящего зноя и засухи, но от холода мы тоже не страдаем. А кроме того, герцог Йоркский создаст самые благоприятные условия для своей супруги.

– В этом я не сомневаюсь. Но для брака есть и другое препятствие… Мне сказали, что герцог католик – и при этом скрывает свое вероисповедание. Так вот, брак может быть заключен только после того, как он получит благословение Папы Римского.

– Иначе говоря, после благословения все остальные препятствия будут устранены?

Герцогиня замешкалась.

– Как я уже сказала, моей дочери еще далеко до совершеннолетия. Почему бы герцогу не остановить выбор на какой-нибудь другой представительнице нашей семьи?

– Мадам, герцог Йоркский уже остановил свой выбор – на вашей дочери. Этот брак устраивает его больше, чем все остальные.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга; в это время герцогиня думала не о дочери, а о будущем Модены – она поняла, что браку с Марией-Беатрис не будет никакой альтернативы.

– Хорошо, – наконец сказала она. – Полагаю, когда герцог получит благословение Его Святейшества, вопрос о супружестве можно будет уладить к нашему обоюдному удовольствию.

– Я был бы вам весьма признателен, если бы вы позволили мне встретиться с принцессой.

Герцогиня кивнула.

Когда герцогиня привела к графу свою дочь, он не смог скрыть своего восхищения красотой Марии-Беатрис. Она оказалась прекрасна неописуемо – даже прекрасней, чем можно было судить по ее портрету, – и он решил во что бы то ни стало привезти юную красавицу в Лондон, к его хозяину. Ее густые черные волосы плавными волнами ниспадали на плечи, простенькое платье подчеркивало стройность фигурки. И в то же время глаза смотрели настороженно, а потому графу хотелось сказать, что ей нечего бояться, что ее будущий супруг – добрейший из всех мужчин, каких ему доводилось видеть.

Девочка смотрела на него с какой-то враждебностью. Было ясно, что встреча с ним не доставляет ей никакого удовольствия.

– Миледи принцесса, – осторожно приложившись губами к ее маленькой ручке, сказал он, – покорно прошу прощения, если каким-либо образом потревожил ваш покой, но я приехал просить вашей руки для Принца, который всем сердцем любит вас и желает сделать самой счастливой женщиной на свете. От себя добавлю, что этот принц наделен величайшими добродетелями, и если вы согласитесь стать его супругой, то никогда не пожалеете об этом.

Не глядя на мать, девочка быстро проговорила:

– Я благодарна королю Англии и его брату за оказанную мне высокую честь, но все-таки не могу взять в толк, почему их выбор пал на меня, когда вокруг так много принцесс, гораздо более достойных, чем несовершеннолетняя дочь…

– Принцесса, среди них нет ни одной более достойной, чем вы. Она взмахнула рукой – нетерпеливо, не без надменности.

– Подождите, я еще не все сказала. Если меня принуждают отказаться от своих планов и вступить в брак, то я не понимаю, как смогу быть счастлива в нем.

– Ваша Светлость, вы заблуждаетесь. Я лучше других людей знаю своего хозяина, а потому вправе заверить вас в его добром отношении к вам.

– Если вы так хорошо знаете вашего хозяина, то, должно быть, имеете влияние на него. Прошу вас, отговорите его от брака со мной – пусть он найдет себе какую-нибудь другую невесту.

Граф был в отчаянии. А посмотрев на грустное и строгое лицо герцогини – и вовсе приуныл. Эта хрупкая девочка оказалась слишком крепка духом. Сможет ли он привезти ее Якову? Если дело и дальше так пойдет – едва ли. Но он уже успел расписать своему хозяину ее несравненную красоту, подал ему еще несколько портретов юной принцессы. Как же теперь Яков сможет довольствоваться какой-либо другой женщиной?

Беседа закончилась, так и не улучшив настроения графа.

Узнав об отказе Папы благословить герцога Йоркского, Мария-Беатрис воспрянула духом. Она обняла свою семнадцатилетнюю служанку Сенорину Мольцу и сказала, что не была так счастлива с того самого дня, как ей сделали это ужасное предложение.

Искушенная в мирских делах Сенорина не разделяла ее радости. Она видела гостей, в последнее время зачастивших к герцогине, и понимала, что проблемы на этом не кончатся.

Гости говорили о том, какую глупость допустит герцогиня, если упустит возможность заключить союз с одной из величайших держав мира. Ей не уставали напоминать о том, что ее дочь имеет шанс когда-нибудь стать королевой этой страны. Такими предложениями не бросаются, в один голос твердили друзья и знакомые герцогини.

– Они ничего не добьются, особенно – после отказа Его Святейшества, – сказала Мария-Беатрис. – Почему у тебя такой невеселый вид?

– Я молю Бога о том, чтобы они прислушались к мнению Папы Римского, – вздохнула ее подруга.

– Ну, разумеется, они прислушаются – как же иначе? Моя мать всем сердцем предана католической церкви. Каким образом сможет она нарушить желание Его Святейшества?

– А в самом деле – каким образом? – пробормотала Сенорина.

– Вот! Стало быть, не унывай! Видишь, какое у меня хорошее настроение? Мне хочется петь, танцевать, наслаждаться жизнью!

Однако радость Марии-Беатрис была недолгой. Кардинал Барберини, в последнее время сблизившийся с герцогиней, убедил ее в том, что упустить такую блестящую возможность было бы глупостью, которую она никогда не простит себе, а с другой стороны, если брак все-таки заключат, то Папа будет поставлен перед свершившимся фактом, и вот тогда-то герцог Йоркский без труда получит от него требуемое благословение. Ведь в душе герцог – католик, и вполне вероятно, что Его Святейшество сочтет его брак полезным для христианского мира. Кроме того, Мария-Беатрис может оказать такое благотворное влияние на своего супруга, что тот публично провозгласит себя католиком – в таком случае, если Яков однажды взойдет на английский трон, Англия почти тотчас вернется к Риму.

Герцогиня сдалась, и вскоре в Модене решили не ждать папского благословения.

Когда эту новость сообщили Марии-Беатрис, она онемела от ужаса. Служанки Сенорина Мольца и Анна Монтекуколи, как могли, утешали ее. Они вытирали слезы, катившиеся по ее щекам; стоя перед ней на коленях, говорили, что она непременно полюбит Англию и своего супруга; пытались развлечь ее рассказами о беззаботной придворной жизни в английской столице. Бедная Мария-Беатрис их не слушала. Она знала только одно – сердце ее разбито, и ей остается лишь молить Бога о смерти.