Тетрис с холостяками - Ирина Мазаева Страница 25

«Дело в том, что в проект заложены уникальные требования по радиальному биению и геометрии профиля и направлению рифов. Сейчас валы прошли предварительную строжку и находятся на шлифовке. Шлифовка – один из самых ответственных моментов в изготовлении».

В коридоре раздались шаги: Эллочка вздрогнула вся, как испуганная лань, вжалась поглубже в кресло: кто? Ее кабинет располагался в тупике, и если шли, то к ней. Но шаги, потоптавшись у двери, – разглядывали номер кабинета? искали кого-то? – удалились. Эллочка зло щелкнула по клавише «Еnter», отбив абзац.

«Первый этап – точно попасть в геометрию, во все размеры их гофроагрегата, чтобы валы работали. Давали продукцию».

«Первый этап прошел», – думала Эллочка о своем. Первый этап – роковая встреча, знакомство, взаимная симпатия – состоялся.

«Вторым этапом будет увеличение долговечности валов. Но это отдельный вопрос, который уже решается».

Второй этап – свидание, ресторан, ночь любви – тоже прошел. А значит – что? В ее личном, Эллочкином, производстве долгих и крепких отношений должен был начаться третий этап.

Она в выходные и трусики новые купила, и новую прическу сделала, и про коллективный договор в Трудовом кодексе почитала. А оказалось, все зря, все ее старания – зря.

Эллочка редко бывала с собою честна, предпочитая жить в мире выдуманном, гораздо более красивом, а потому, с точки зрения Эллочки, и более настоящем, чем тот, что окружал ее. Но события последней недели заставили ее выбраться из мира фантазий, вытряхнули, как какую-то мелочь из сумки, столкнули с реальностью нос к носу.

А Эллочка все не верила и не верила, что Бубнов, ее Алешенька, – бабник, какой-то Коллекционер, что она для него – всего лишь одна из многих. Что она для него – никто, ноль, в лучшем случае – приятное, но мимолетное воспоминание.

Где же произошел сбой, где в расчеты Эллочки вкралась ошибка?.. Ей до визга, до судорог хотелось верить, что «вопрос решается».

«Главное же сейчас – чтобы все люди, службы, подразделения сработали грамотно, быстро, качественно и сделали все от них зависящее в изготовлении валов».

«Главное сейчас, – думала Эллочка, – сработать грамотно, быстро и качественно». Но как это должно выглядеть на деле, она пока еще себе не представляла и оттого нервничала.

Ей-то, глупенькой, в пятницу, там, в ресторане, показалось, что рыбка клюнула, что зайчик попался в капкан, что добыча у нее в руках надежно и навечно. И она, счастливая, самоуверенная, праздновала победу, осушая, всячески поддерживаемая Бубновым, каждый бокал до дна.

Не верила Эллочка Виноградова в свой проигрыш. Не могла поверить. Слишком это было несправедливо. И жестоко. А не поздоровался с ней Бубнов, потому что не заметил. Просто не заметил ее.

Окончание статьи она уже домучивала, не в силах отделаться от мыслей о Профсоюзнике. Наконец закончив ее, Эллочка радостно нажала на кнопочку «Сохранить», но компьютер, вместо того чтобы совершить указанное действие, почему-то заморгал, сообщил, что все несохраненные данные будут потеряны, завис. Тут же – совершенно неожиданно – в кабинет вплыла Драгунова.

– Элла Геннадьевна, – сухо и по-деловому сказала она, – в прошлом номере у вас вышло слишком много неточностей.

И Драгунова обстоятельно пояснила Эллочке, где и в чем та оплошала. Эллочка нервно кусала губы и вяло пыталась оправдываться. Хотя оправданий и не было: она действительно ошиблась.

– Что у вас есть в следующий номер? – задала начальница, по сути, самый обычный вопрос.

– Я написала про гофроагрегат... – Эллочка беспомощно показала на зависший компьютер.

– Где материал?

Сказать было нечего. Эллочке захотелось расплакаться.

И почему так происходит в жизни? Как там говорит народная мудрость? Пришла беда – отворяй ворота? Стоило великолепной, новехонькой, деловой Эллочкиной жизни слегка войти в колею, стоило хозяйке этой самой жизни хоть немного расслабиться, разнежиться под теплым июньским солнцем, под ласковыми взглядами мужчин заводоуправления, как все тут же, стремительно, пошло кувырком. А ведь счастье – выстраданное, вымученное Эллочкино счастье было так близко, так невозможно близко, ярко и ощутимо, что теперь, когда оно в одночасье оказалось лишь миражом, лишь мечтой, которой до воплощения еще как желудю до дуба, Эллочка совсем растерялась.

Эллочка, как и всякая нормальная женщина, всей своей душой, сущностью своею тяготела к стабильности. Жизнь, мир, окружающий ее, представлявшиеся ей одним непонятным и потому пугающим хаосом, требовали упорядоченности. Может, кто и мог упиваться случайностями, спонтанными откровениями и чудесами, но уж никак не Эллочка. Она любила железобетонные конструкции, вековые деревья и кровные узы – все то, что привязывало ее к этому миру, задавало точку отсчета, поддерживало и вело ее по давно изведанному другими, а потому надежному фарватеру.

Эллочка любила всевозможные правила. Была бы на то ее воля, она бы заставила людей следовать им: пропускать женщин вперед, обязательно дарить им на свиданиях цветы и отвечать за свои слова.

Как ни странно, Эллочку, на первый взгляд взбалмошную и сумасбродную, вполне бы устроили простые, понятные и доступные отношения с Бубновым. Такие традиционно пошлые, в меру романтические, в меру расчетливые – обыкновенные. Познакомились, понравились друг другу, он начал звонить. Звонил, звонил, она сдалась – первое свидание. Потом проводы, поцелуй в щечку. Затем еще месяц поцелуев, и – розы, ресторан, свечи. Ресторан, поздно, «ой, мы как раз недалеко от моего дома – не зайти ли выпить чашечку кофе?». Кофе, кружевные трусики, утреннее совместное пробуждение, солнце в окна. Пудра на полочке, вторая зубная щетка в стаканчике в ванной, собственные тапочки. «Дорогая... – волнуясь, на коленях, с кольцом в руках. – Ты выйдешь за меня замуж?» – Марш Мендельсона и «жили долго и счастливо».

Эллочку все это вполне, окончательно и бесповоротно устраивало. Более того, она по-другому себе и помыслить не могла – настолько лаконичной и завершенной казалась ей схема взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Даже неудачный опыт жизни с Ивановым не навел ее на размышления. Это не схема была неправильной, это Иванов оказался бракованной деталью, не вписавшейся в технологию изготовления ее, Эллочкиной, счастливой семейной жизни.

Нет, нет! Все должно было быть именно так, как считала Эллочка: просто, ясно, уверенно. Разве что в мечтах своих она время от времени отклонялась немного в сторону, пририсовывала виньетки, не в состоянии выбрать между белым лимузином и каретой, запряженной четверкой цугом. И так, и так было хорошо.

Почему же тогда упрямый Бубнов не желал вписываться в эту столь замечательную схему? Как так случилось, что и сама Эллочка соскочила с резьбы, нарушила свои правила, сломала схему? Она откровенно не могла этого понять, программа в ее личном компьютере давала сбой за сбоем, и Эллочка в ужасе чувствовала, как земля уходит из-под ног.