Два дня на любовь - Нина Милн Страница 25

Неподалеку какая-то мамаша усаживала на санки мальчика и девочку. Сердце екнуло в груди Руби. На долю секунды показалось, что это – Том и Филиппа. Но, разумеется, это не они. Тому сейчас уже двадцать лет, а Филиппе – девятнадцать. Даже если Руби их сейчас увидит, все равно не узнает – они стали совсем взрослыми.

На долю секунды все внутри сжалось от острого чувства потери.

– Руби? – взволнованно спросил Итан, и внезапно захотелось рассказать ему правду в надежде, что этот человек сможет смягчить ее душевную боль.

Усилием воли Руби преодолела этот порыв. Итан не приветствовал излияние чувств десять лет назад, значит, и сейчас это будет ему не по душе.

– Я в порядке. Просто слегка перетрусила. Почему бы тебе не показать, как нужно кататься с горы?

– Нет. Ты выглядишь так, словно увидела привидение. Лучше мы пойдем сейчас в кафе.

– Я…

– Не спорь. Первое правило любого зимнего вида спорта: ничего не делай, пока не сосредоточишься.

Наверное, Итан прав, и волей-неволей Руби поплелась за ним в кафе.

Итан придержал дверь перед своей спутницей. В кафе стоял аромат кофе, смешанный с запахами ванили и миндаля. Звеня столовыми приборами, посетители разговаривали друг с другом под негромкое звучание рождественских песен.

Руби казалась грустной, и даже миндальный круассан и чашка горячего шоколада вызвали у нее лишь вымученную улыбку.

– Хочешь, поговорим о том, что тебя расстроило? – предложил Итан.

Руби посмотрела на него с легким удивлением:

– Извини. Сегодня Рождество. А я доставляю тебе неприятности.

– Ничего подобного! Мы оба понимаем, что этот праздник вызывает сложные эмоции у людей с мрачным прошлым. Поговори со мной. Я знаю, что в детстве Рождество было для тебя безрадостным.

Руби обхватила ладонями кружку с горячим шоколадом, помедлила, а затем выдохнула:

– На мгновение мне показалось, что прошлое вернулось, словно из ниоткуда. Те дети на санках, что катались неподалеку. Они напомнили мне моих младших сестер и брата.

Множество вопросов тут же завертелось в голове у Итана. Если у Руби есть брат и сестры, то где же они сейчас? Почему воспоминания о них для нее мучительны?

Она отбросила упавшую на лицо прядь волос и продолжила:

– Я словно снова увидела Тома, Эдди и Филиппу. Я уже говорила тебе, что мои родители были алкоголиками и наркоманами. Они жили по большей части на пособия. Чем больше детей они заводили, тем больше государство им платило денег. Я родилась у них первой. Затем – Том, Филиппа и Эдди. Когда родился Том, мне было шесть лет. До сих пор помню восхищение, которое испытала, увидев его впервые – такой крохотный человечек! Я сразу прикипела к нему душой. И к сестрам тоже. Все, о чем я мечтала, – это жить всем вместе, одной семьей. Мать и отец говорили мне, что это зависит от меня. Они заставляли меня лгать социальным работникам и учителям в школе о том, что у нас счастливая семья.

– Это, наверное, было нелегко, – тихо сказал Итан.

– И да, и нет. Я так сильно любила своих близких. Я внушала себе, что мама и папа тоже любят нас. Но суровая правда заключалась в том, что они просто нас использовали. Даже когда все пошло не так, когда я все испортила, я продолжала считать, что они меня любят.

– Что случилось?

– Я не сумела как следует притвориться, что у нас в семье все замечательно, и нас, детей, забрали органы опеки. Подобрать одну семью для всех четверых они не сумели, поэтому нас разделили.

– Ты, должно быть, ужасно себя чувствовала.

– Да. Я боролась изо всех сил за то, чтобы мы жили вместе или хотя бы недалеко друг от друга. Но я не смогла переубедить социальных работников. Они говорили, что даже порознь нам все равно будет лучше, чем с нашими родителями. Но мне так не казалось. Иногда я даже воображала себе, как наши родители, соскучившись по нас, решают бросить свои пагубные привычки, и мы возвращаемся к ним.

– Этого, как я понимаю, не произошло?

– Нет. Лишь один раз они пришли меня навестить – пьяные и обколотые – и набросились на меня с кулаками. Социальный педагог тут же прервал наше свидание. Больше я своих отца и мать не видела. Даже не имею понятия, живы они или уже умерли.

Итан накрыл своими ладонями ее руки, всем сердцем желая подобрать такие слова, чтобы передать свои чувства.

– Время шло, и однажды мне сказали, что есть хорошие новости: для нас найдена приемная семья. Но они могли усыновить лишь троих – Тома, Эдди и Филиппу. Я была для них слишком взрослой и слишком трудным ребенком. – Руби ненадолго замолчала, глядя в никуда, словно на миг перенеслась в прошлое и сейчас заново переживала те события. – Мне объяснили, что, если слишком долго подыскивать приемную семью для всех нас, может оказаться, что в конце концов никто так и не возьмет сразу четверых детей. И тогда Тома, Эдди и Филиппу, возможно, отдадут в разные семьи. Представители органов опеки пообещали, что я смогу видеться с братом и сестрами, но едва их отдали в приемную семью, оказалось, что я должна подождать, пока они не освоятся на новом месте. Тогда я решила взять инициативу в свои руки и, сбежав с уроков, поехала в школу, где учились Том, Эдди и Филиппа, потому что отчаянно хотела их увидеть. Когда у них закончились уроки, я увидела, как брат и сестры подбежали к какой-то женщине – наверное, их приемной матери. Она выглядела такой милой, а они казались такими счастливыми. Я там была лишней.

– О боже… – Что можно было на это сказать? Как избавить от боли, звучавшей в ее голосе? Итан сделал единственное, что мог – подвинул ближе свой стул. Может, Руби принесет немного утешения то, что кто-то есть рядом?

– Убедившись, что у Тома, Эдди и Филиппы все хорошо, я сказала своему социальному педагогу, что не хочу пока с ними видеться. Я написала им, что люблю их, но нам лучше какое-то время не встречаться. Я знала, что поступаю правильно – если бы я снова вошла в их жизнь, от этого было бы всем только хуже. Так что я решила просто радоваться тому, что брат и сестры счастливы. – Ее плечи поникли. – И я действительно очень рада за них. Хотя временами я очень по ним скучаю.

Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Итан вытер ее большим пальцем и привлек Руби к себе:

– Поплачь. Это нормально. Станет легче.

Она прижалась к его груди и разрыдалась. Он шептал какие-то успокаивающие слова, не в силах вспомнить, когда в последний раз утешал кого-нибудь. После того как не стало Тани, он попытался обнять свою горюющую мать, но она оттолкнула его, и в ее глазах он прочел: «Лучше бы ты умер вместо нее». Трейси Кавершем до сих пор отказывалась наладить отношения со своим сыном, не принимала его знаков внимания и денег.

Но Руби, кажется, от его утешения действительно стало немного легче.

Она уперлась ладонями в грудь Итана и выпрямилась. Слезы еще блестели в ее глазах.