Опрометчивый поцелуй - Делла Сванхольм Страница 25

Но были дни и часы, когда миссис Маккейн лежала, тупо глядя в потолок, не желая ни гулять, ни говорить: она скорбела о погибшем муже. Тогда приходилось вызывать психолога. Его сеансы и беседы постепенно приносили свои плоды – Одри все реже упирала безжизненный взгляд в небо и все более энергично стремилась вернуться к жизни, насыщенной делами и заботами. Это, безусловно, радовало и врачей, и Маргарет. Но одно беспокоило ее: что будет с матерью по возвращении домой, когда она потребует отвести ее на могилу отца? Маргарет даже попросила, чтобы ее проконсультировал по этому поводу психолог. И только после того, как она выслушала его рекомендации и записала их, она немного успокоилась.

Новые дела и заботы буквально свалились на Маргарет, мир которой раньше был надежно защищен любящими ее родителями. И это не могло не изменить ее. За несколько месяцев она повзрослела на несколько лет. Ее отношения с Ларсом как бы отошли на задний план. Беда постучалась в мирный, благополучный дом Маргарет и не могла не повлиять на ее настроение и на мысли.

Она часто вспоминала неподвижное, окровавленное тело отца, а еще перед ней проносилась картина: мама роняет свадебную фотографию и левым боком, как в замедленном кадре, оседает на пол в спальне. Хорошо еще, что «скорая помощь», которая стояла во дворе их фермы в связи с гибелью отца, немедленно доставила мать в кардиоцентр. Тогда они не потеряли ни минуты. А если бы пришлось «скорую» ждать, что тогда?

Мысли эти никогда не покидали Маргарет. Она мучилась и страдала, худела и становилась раздражительной. А ведь когда она общалась с матерью, ей надо было выглядеть веселой и уверенной в себе, чтобы эта уверенность передавалась и матери.

Беда состояла также и в том, что теперь ей трудно было спросить совета у старшего брата. На Кеннета свалились все дела по руководству фермой. Лошади и пони требовали ежедневного, ежечасного внимания. И там, где у опытной миссис Маккейн все получалось, казалось, легко и просто, Кеннет буксовал. Он не всегда мог принять правильное решение, медлил, колебался, приходил из конюшни за полночь, а уже на рассвете вставал и снова уходил к лошадям. Маргарет провела в Хобарте около месяца, а Кеннету надо было следить еще за учебой и здоровьем малышей, кормить их, переодевать в чистое, наконец просто говорить и играть с ними. От этого Кеннет приходил в полное отчаяние. Он ходил невыспавшимся, усталым и раздраженным. И ему было не до Маргарет, мучившейся до сих пор вопросом: кто виноват в гибели отца?

И вот настал день, когда Маргарет забрала мать из больницы и отвезла домой. Теперь по утрам к миссис Маккейн приезжала медсестра и делала с ней специальную зарядку. Два раза в неделю проводились занятия с логопедом. При матери неотлучно находилась опытная сиделка. И такая забота принесла свои плоды. С каждым днем состояние миссис Маккейн улучшалось. Речь Одри перестала быть замедленной, она уже говорила так же быстро, как и до болезни. Она передвигалась, не приволакивая правую ногу, и глаза ее стали более живыми. Они с интересом смотрели на окружающую действительность и на собеседника.

Конечно, дома Одри и стены помогали. После окончания занятий она с удовольствием общалась с детьми, стала более мягкой, меньше ругала их и даже шутила. А однажды встала к плите и испекла их любимый яблочный пай. В общем, жизнь в поместье Маккейнов постепенно налаживалась.

Единственной проблемой оставалось посещение могилы Кевина Маккейна. Сидя там на скамейке долгими часами и упорно отказываясь покидать это место, Одри постепенно впадала в какой-то ступор. Тогда по возвращении домой Маргарет по совету психолога под разными предлогами приводила мать на конюшню. Вид любимых лошадей и особенно жеребят, родившихся, когда Одри была в больнице, оказывал на миссис Маккейн благотворное воздействие. Она оттаивала, нежно гладила жеребят по блестящей от хорошего ухода шерстке, интересовалась их весом, кормом, состоянием здоровья. Именно на ферме она становилась почти прежней миссис Маккейн – энергичной и вникающей во все детали своего большого хозяйства.

Маргарет радовалась, видя эти позитивные перемены в состоянии матери. Поэтому она вновь вступила в оживленную переписку с Ларсом и его семьей. И, как ей советовал психолог, попросила Виви Йенсен об услуге – побольше общаться с ее матерью. Обе женщины, будучи одного возраста и одной судьбы – потерявшие мужей, – сумели найти общий язык. Им было что сказать друг другу. Поэтому для Маргарет Йенсены постепенно превратились в семью искренних друзей, которые были с ними не только в благополучные времена, но и в горе.

С Маргарет по Интернету часто общался и дед Улле, который специально ради этого общения освоил компьютерную технику. Он регулярно предлагал Маргарет приехать к нему на ферму и поработать там.

«Приезжай, дочка, – писал он. – У меня для тебя есть сюрприз». Маргарет пыталась узнать у Ларса, что дед имеет в виду, но тот не раскрывал секрета.

Для Маргарет наступил трудный момент. С одной стороны, мать чувствовала себя гораздо лучше, а на самой ферме вовсю работал Кеннет, который под руководством Одри быстро приобрел необходимую уверенность. С другой стороны, они вдвоем справлялись с работой и у Маргарет было мало шансов проявить самостоятельность, оставаясь на «Розамунде». На ферме Улле Йенсена она могла бы развернуться, а дома, скорее всего, – нет. Здесь она становилась как бы третьим лишним.

Но Маргарет была преданной дочерью и боялась оставить мать. А вдруг в результате какого-нибудь стресса у матери случится новый инсульт?

Девушка все время колебалась, не могла принять окончательное решение и измучила и себя, и Ларса, и Улле.

Как-то вечером Маргарет задержалась в гостиной. Стоял декабрь – летний месяц на Тасмании. Погода в тот день была безветренная, вдали мерно рокотало море. В открытые окна вплывал ни с чем не сравнимый аромат роз и левкоев. Маргарет запрокинула голову и, найдя на небе яркое созвездие Южного Креста, замерла. Она вдруг подумала о том, что в Дании, наверное, выпал снег, все готовятся к Рождеству, а в семье Йенсенов царит настоящая суматоха. И ей ужасно захотелось увидеть Ларса, поболтать с дедом Улле, прокатиться на Громе. Через несколько дней она заканчивает колледж. У нее отличные отметки, престижный диплом. Но что дальше?

В гостиную вошла Одри. В этот жаркий вечер она была одета в синие шорты и голубую майку и выглядела гораздо моложе своих лет. Только скорбные складки по обе стороны рта свидетельствовали, что эта привлекательная, еще не старая женщина перенесла какое-то серьезное испытание.

– Что, дочка, смотришь в небо, думаешь, прочтешь на нем свою судьбу?

– Не знаю, – вздохнула Маргарет.

– А я знаю, – решительно, почти как прежде, произнесла Одри. – Ты была со мной в самые трудные минуты, Маргарет. Ты хорошая дочь и верный друг. И я не имею права задерживать тебя, пришпиливать к своему подолу. Да в этом и нет никакой нужды. Я чувствую себя неплохо, совсем как раньше. Ну, почти как раньше, – поправилась она. – Было бы нечестно по отношению к тебе демонстрировать и дальше материнский эгоизм. Да-да, эгоизм, – подтвердила Одри, заметив, как дочь энергично замотала головой, не соглашаясь с ее словами. – Конечно, в первую очередь это был эгоизм женщины, пережившей серьезную болезнь и травму от потери близкого человека. Но теперь я здорова. Ну, почти здорова и с каждым днем буду чувствовать себя все лучше. А что касается… потерь, то я никогда не забуду твоего отца. Ты ведь знаешь, я очень любила Кевина. Его потеря невосполнима. Но Виви Йенсен старается помочь мне. У нее ведь больший опыт вдовства. И я ей за это благодарна.