Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - Марина Рыбицкая Страница 25

– И что ты предлагаешь? – Я жмурюсь довольной кошкой, чуть ли не мурлыкая под ласками.

– Я спрячу тебя от Рамона, – заверяет Мигель, переворачивая меня на спину. – А потом найду способ избавить тебя от этой грязной и совершенно неженской работы.

– Почему? – прикасаюсь к его лицу кончиками пальцев.

– Потому что я люблю тебя! – И снова синие глаза заглядывают в душу.

Мир снова стал нечетким.

– Ты ее не тронешь! – кричит Мигель, загораживая меня от разъяренного Рамона.

– Она моя по праву создателя! – рычит озверевший мужчина, пытаясь достать меня огненным кнутом. – Она принадлежит мне!

– Она никому не принадлежит! – И Мигель бросается под кнут, закрывая меня собой.

– НЕ-Э-ЭТ! – несется по всей пещере мой крик, когда он падает. – НЕ-Э-ЭТ!

Телохранитель с трудом поворачивает голову, ищет меня взглядом. Синие глаза требуют, умоляют, заклинают: «Беги! Спасайся!» Внутри разливается дикая душевная боль.

– Мигель! – упала я рядом с ним на колени. – Не надо! Не умирай!

– Я люблю тебя, – еле двигаются пересохшие губы.

Мир вокруг погружается в темноту.

– Смотри! – держит меня за волосы Рамон. – Любуйся на своего защитничка, потаскушка.

– Отпусти его, – умоляю я. – Отпусти! Я сделаю все, что ты хочешь!

– Неужели? – гадостно улыбается мой жестокий создатель-тиран. – Какое заманчивое предложение. – И опускает свой кнут.

У Мигеля загораются руки. Ноги. Язычки пламени спокойно шипят на голой коже живота и груди. Он кричит, сгорая заживо.

Расширенными от ужаса глазами я вижу страшное аутодафе, изо всех сил пытаясь отозвать, оттянуть на себя маленьких огненных убийц. Но мой создатель намного старше, опытнее. Он несотворенный высший. Я не могу с ним тягаться в том, чему он посвятил свою многовековую жизнь. Это выше моих сил.

Мои жалкие потуги лишь затягивают жуткую, невыносимую пытку. И я отступаюсь, сначала полностью истощив свою способность повелевать огнем. У меня из глаз текут кровавые слезы, ноги подламываются.

– Не смей, – из последних сил хрипит, дергается в железных путах Мигель. – Не смей ему уступать! Не предавай меня!

Взгляд синих глаз выворачивает душу. Изнутри меня выжигает мое личное пекло.

– Так что? – поднимает мой подбородок оскалившийся Рамон, заставляя смотреть на себя. – Ты согласна?

– Нет! – надрывный крик Мигеля. – Скажи ему «нет!». Не предавай меня, любимая!

Рамон швыряет ему в лицо огненный сгусток. Нет больше синих глаз… У меня больше ничего нет…

– Так что, puta? [14]– ухмыляется мучитель. – Что скажешь… дорогая?

– Нет! – произношу я онемевшими от невыносимой муки губами. – Будь ты проклят!

– Глупенькая! – приближается он к моему лицу. – Проклята будешь ты!

Шквал огня, охвативший Мигеля.

Безумный жар, запах паленой плоти. Пепел, еще сохраняющий форму тела…

Меня больше нет… Я умерла вместе с ним… И вернулась без него…

Миге-э-э-эль!!!

– Тсс, моя хорошая, – сквозь сон тормошат меня чьи-то руки. – Не кричи. Успокойся. Все хорошо. Я рядом.

На минутку я потеряла ориентацию. Голос любимого, его запах, сильные мужские руки. Как это возможно? Я сошла с ума?

– Мигель? – Не поднимаются тяжелые, опухшие от слез веки.

– Диего, – на грани слышимости. – Кто такой Мигель?

– Не важно. – Меня била крупная нервная дрожь. – Он умер. А я не могу больше вспоминать.

– Все хорошо, – повторял Диего как заклинание, пока, словно маленького ребенка, укачивал меня на руках, закутав в одеяло. – Все в прошлом.

Что-то во мне радостно отозвалось на его слова. Да, все в прошлом… Я так устала быть одна. Бороться с темнотой внутри себя. Нести карающий свет. Я устала и могу позволить себе забыться. Смертельно хочу забыться…

Обхватив сильную шею мужчины, я уткнулась в его обнаженный торс, втягивая ноздрями ставший таким родным запах.

– Не отпускай меня, – жалобно попросила, выпуская свою тоску, свою жажду на волю. – Хотя бы на эту ночь!

– Не отпущу. – Диего спрятал лицо в моих волосах. – Только уже утро. И твой сон ушел, растаял, исчез.

– Утро, – скривилась я, не желая оторваться от него и встречать новый день. – Кому нужно это долбаное утро?!

Диего развернул меня, взял мое лицо в ладони и заглянул в глаза.

– Тебе нужно. Потому что ты – живая…

– НЕТ! Не надо! – вырвалась я из его рук, зажимая уши.

Меня затрясло. Опять! Опять эти слова! Не могу их слышать! Не хочу!

Диего оторопело наблюдал за моими метаниями:

– Что слу?..

Всхлипнув, приложила палец к его губам.

– Тсс! Молчи! Молчи, слышишь! Ничего не говори! Только ничего не говори! – И в слезах убежала в ванную.

Спустя какое-то время в дверь ванной постучался Диего и обыденным тоном сказал:

– Не знаю, будет ли тебе интересно, но сосед приклеил на дверь записку, что Вольдемара с куском перил увезли в городскую больницу…

Я мгновенно успокоилась. Дело есть дело. Ну ее, эту любовь, одни неприятности и боль. Работа гораздо важней.

– Зачем ему перила? – удивилась я, натягивая шелковый халатик и распахивая дверь. – На память, что ли? Их можно было спокойно разжать и вытащить этого остолопа!

– Подожди! – довольно ухмыльнулся Диего. – Сосед написал, что ребята из МЧС так и сделали, но Вольдемар снова запихал туда свою башку. И так тринадцать раз. После чего спасатели взбесились и просто вырезали кусок перил вмести с ним, чтобы сэкономить время. Хотя были желающие сэкономить время и сразу уронить его с этими перилами вниз.

– Передай йогурт и мюсли, пожалуйста, – попросила я телохранителя. – Бедные мальчики, – посочувствовала я МЧС. – Наверное, нужно оплатить ремонт?

– Не-а, – еще шире ухмыльнулся испанец. – Перила уже оплатил ваш сосед с нижнего этажа. Всю секцию. Когда его разбудили звуки ножовки по металлу и визг болгарки после трехнедельного празднования отъезда тещи в санаторий, а жены на море, то мужик вышел с пачкой баксов и попросил вырезать все, и как он выразился: «Чтобы этого урода было на чем нести на кладбище!»

– Предусмотрительно, – улыбнулась я, протискиваясь мимо Диего в комнату, чтобы одеться чуточку поприличней, и обратно на кухню. – Что-то еще?

– Да. – Мужчина последовал за мной. Налил себе и мне кофе и продолжил: – «Скорая помощь» отказывалась принимать пациента у МЧС в таком виде, отнекиваясь, что он по ширине не войдет в машину.