Селеста, бедная Селеста... - Александра Матвеева Страница 25

— Глеб. Умоляю. — Она снова заплакала.

— Нет. Она ездила просить деда изменить завещание.

— Не понимаю, — растерялся Лешка.

— Все очень просто. Дед сделал тебя единственным наследником. Так вот Мария Алексеевна ездила лишать тебя наследства.

— Это несправедливо. Я его единственная дочь. Он должен был все оставить мне.

— Лешка — единственный внук, он вырос в их доме. Дед вправе желать, чтобы все осталось ему.

— Ему все и останется. Но после меня.

— Если ты не пропьешь.

— Скотина! Как ты можешь при сыне? Говорить такое?..

— Говорить нельзя, а делать можно.

— Лешенька…

— Мама, думаю, Але было интересно узнать все это о моей семье.

— Ой, Лешик! Ну что здесь такого? Мы с папой немного повздорили. Аля взрослая девочка и понимает, что в семье и не такое бывает.

— Правда? Думаю, не в каждой семье. Ну спасибо, родители, очень помогли мне в женитьбе.

— Лешик! Глеб, видишь, что ты натворил?

— Я?

— Ты. Лешик привык боготворить свою мать, а ты…

— Я развеял твой светлый образ.

— Ну что, пойдем пройдемся? — предложил Лешка, отодвигаясь от стола. Было заметно, что возможность уйти и не мыть посуду радует его.

— Погуляйте, погуляйте, — поощрила нас Мария Алексеевна. — Мы все сами уберем. Правда, Глебчик?

Было заметно, как она подлизывается к мужу и сыну, стараясь сгладить впечатление от предобеденной сцены. Мужчины охотно шли ей навстречу. Лешка, сыто икнув, поцеловал мать в висок, Глеб Александрович улыбнулся и ласково кивнул. Таню просто передернуло от такой их бесхребетности. Мне показалось, что, будь она чуть хуже воспитана, плюнула бы в сердцах прямо на стол. Но она не плюнула, просто встала и, буркнув что-то, что при желании можно было принять за благодарность, вышла из комнаты. Мария Алексеевна стремилась к миру во всем мире. Поэтому она ласково проворковала вслед секретарше:

— На здоровье, милочка.

И даже ручкой изобразила привет.

Мне совсем не хотелось гулять с Лешкой. С какой стати? Я хотела сидеть и смотреть на сильное изменчивое лицо, любоваться легкими милыми гримасками, сменяющими одна другую с непостижимой быстротой. Лицо Градова ни на миг не оставалось спокойным, и я не могла на него наглядеться. Иногда я перехватывала его взгляд, полный интереса и даже любования, и он спешил отвести глаза… Нет, я решительно не хотела идти гулять. О чем и сообщила тоном, не терпящим возражений.

Градов с энтузиазмом поддержал мое желание провести вечер в компании родителей.

— Правильно, Аленька. Это лучший подарок для стариков — подаренный им вечер. Правда, Машенька?

Мария Алексеевна мелко закивала, лучась счастливой улыбкой.

— Да, да. Лешик, посидите с нами. Я так по тебе соскучилась. Мы с папой соскучились, — поправилась она. Метнула на мужа боязливый взгляд и снова озарилась улыбкой, уловив его одобрение.

Лешка без особого желания, но и без особых возражений покорился общей воле и устроился, полуприсев на подоконнике, опершись на одну ногу и покачивая другой в воздухе. Градов устроился, приняв позу зеркальную Лешкиной, и закурил.

Я забыла обо всем на свете, глядя на тонкие сильные пальцы с небрежно зажатой в них сигаретой, на полные губы, слегка вытягивающиеся, когда выпускался дым, на прищуренные яркие глаза в полуопущенных ресницах.

Мой столбняк прервался шумом льющейся воды. Кроткая, аки агнец, хозяйка дома безропотно приступила к мытью посуды. Я поспешила ей на помощь, и мы сноровисто и дружно управились с послеобеденными делами под одобрительными взглядами праздных мужчин.

Я тщательно протерла клеенку, Мария Алексеевна поставила чайник, и мы в трудовом запале приступили к сервировке чайного стола, но здесь Лешка отлип от подоконника и, подойдя к матери, отобрал у нее заварной чайник.

— Все, дамы, на сегодня ваш трудовой подвиг закончен.

— Ну Лешик! — слабо и фальшиво запротестовала Мария Алексеевна, со вздохом облегчения опускаясь на лавку.

— Правильно, сын! — с подъемом произнес Градов, тоже подходя к столу.

Он, в свою очередь, отобрал у меня из рук какую-то посудину и, легко придерживая за талию, подвел к лавке. Когда наши пальцы соприкоснулись, по моему телу пробежала легкая дрожь, и я почувствовала, как горячая волна залила мои щеки. Я робко взглянула на Градова и встретила взгляд, полный понимания. Мое смущение разом прошло, и, идя к лавке, я спиной оперлась о сильную руку, испытывая ни с чем не сравнимое блаженство.

Потом мы пили чай, потом играли в лото, потом Градов на минутку вышел и вернулся с красивой бутылкой. Взглянув на бутылку, Мария Алексеевна радостно взвизгнула и, поднявшись с места, обняла мужа. Она весь вечер пребывала в приподнятом настроении и сейчас радовалась как девочка. Градов милостиво принял ее ласку и, в свою очередь, нежно поцеловал ее в губы. Мария Алексеевна вспыхнула, порозовела и похорошела. Во мне шевельнулось нехорошее ревнивое чувство. Я вполне созрела, чтобы возненавидеть свою хлебосольную хозяйку. Голосом, который показался противным мне самой, я заметила:

— Зачем это? Разве кому-то из нас жизненно необходимо выпить?

Понимая, что веду себя недопустимо, я тем не менее дерзко обвела взглядом веселые лица. Но они просто не заметили мой сарказм.

— Но, Аленька, это же коллекционное вино, Глебу Александровичу его подарили во Франции.

— Папа прикопал его для самого торжественного случая.

— Сегодня именно такой случай.

— Папа, спасибо тебе. Честное слово, я не забуду.

— Вот за что я люблю тебя, Глебчик. Ты умеешь быть милым и щедрым, как никто.

Чему они радуются? Ведь это только наш праздник. Праздник нашей встречи. Я прямо улыбнулась в обращенное ко мне лицо, принимая бокал с вином.

Мы играли в карты и пили вино. Градов плутовал, шутил, дразнил. Он был молод, весел, обворожителен и завел нас всех. Не помню, когда я еще так смеялась, когда чувствовала себя такой счастливой, так любила окружающих.

Это был настоящий праздник. Праздник, подаренный мне удивительным, лучшим в мире мужчиной. Таких праздников будет много в моей жизни. Я поклялась себе в этом, укладываясь спать. И никто — никто не сможет помешать мне, отнять его у меня. Я помнила вкус его губ на своих губах. Он естественно и просто поцеловал меня на лестнице у моей двери. Они провожали меня вместе с Лешкой. Лешка тоже хотел поцеловать меня в губы, но я повернула голову, и его поцелуй пришелся мне в щеку. Я сохранила на губах вкус и ощущение дорогих незабвенных губ.

В растрепанных чувствах я осталась одна в своем временном пристанище. В комнате оказалось душно из-за закрытых окон. Окна держали закрытыми во всем доме, вокруг которого кружили полчища комаров. Почему-то никому из хозяев не приходило в голову приобрести москитную сетку или хотя бы завесить форточки марлей.