Подари мне воскресенье - Лина Озерова Страница 25

— А чем сам Сергей тебя не устраивает? — спросила Ася.

— Сергею я — до лампочки, — пожала плечами Нинка. — Я же говорю, он смотрит только на тебя…

Допив кофе и поболтав с Асей о том о сем, Нинка отбыла на очередную репетицию гениального «Месяца в деревне».

Проводив подругу, Ася в задумчивости прошлась по квартире и остановилась перед большим зеркалом в холле. Бледное лицо, круги под глазами… Если бы, если бы только она не была такой бездарной, может быть… Бесприданница — это же ее роль! Знаменитый монолог Ларисы Ася знала наизусть. «Подите прочь, вы меня не стоите. Если быть вещью, то очень дорогой…» Интересно, а что было бы, если бы Карандышев не застрелил Ларису? Она бы уехала в Париж с Кнуровым? И что дальше? В даму с камелиями она бы не превратилась, это точно. Другой характер. А стала бы она… стала бы она… Ну да! Настасья Филипповна! Лариса Огудалова очень быстро превратилась бы в Настасью Филипповну, и играть Ларису надо обязательно учитывая это будущее превращение. Да, собственно, вот этот последний Ларисин монолог уже надо произносить так, как его говорила бы героиня Достоевского… Внешне спокойно, почти бесстрастно, но с громадным внутренним напряжением.

Ася стиснула руки у груди и еще раз проговорила знакомый текст.

«Я — вещь…»

«А я сама?» — вдруг подумала Ася. Подумала — и испугалась: таким очевидным вдруг показалось ей сходство между Ларисиной и собственной судьбой. Может, Павел просто купил ее, как Кнуров в свое время купил Ларису? Ведь Ася тоже, по сути дела, содержанка, живет на чужие деньги, в его квартире, по его условиям, — разве не то же самое предлагал Ларисе Кнуров? Только Кнуров сразу и откровенно изложил, чего хочет. А вот что хочет от Аси Павел, она до сих пор не знает…

Может быть, в чем-то Нинка и права и Павлик совсем не такой, каким Ася его себе вообразила?

Эта мысль не на шутку испугала Асю. До сих пор любые подозрения она гнала от себя прочь, дальше и дальше, но, раз угнездившись в подсознании, они теперь никак не хотели покидать ее и настойчиво рвались в душу.

Ася пошла в кабинет. Томик Островского стоял на самой верхней полке, и, чтобы добраться до него, пришлось залезть на стул. «Бесприданница», «Бесприданница», где же… Стоп, а это что такое?

Почтовый конверт, заложенный между страницами, медленно спланировал на пол. Ася на минуту застыла, глядя сверху на голубоватый прямоугольник, потом проворно спрыгнула со стула и схватила находку.

Конверт был не запечатан. Но вместо письма или записки Ася нашла фотографию: загорелая брюнетка в малиновом купальнике лежала на палубе яхты, призывно изогнув бедро и демонстрируя великолепные ноги. Ослепительная улыбка, белоснежные зубы, достойные рекламировать «Дирол», темные локоны сдерживали сдвинутые наверх солнцезащитные очки, — такие красотки на фоне моря обычно украшают туристические проспекты. Но это был не проспект, а обычная фотография… Ася недоумевающе пожала плечами. Однако под первой фотографией оказалась вторая, при взгляде на которую у Аси комок подступил к горлу. На другой фотографии была та же брюнетка на палубе той же яхты, только уже не одна, а рядом с Павлом. С ее, Асиным, Павликом, с ее мужем! Павлик, тоже загорелый, в плавках, обнимает брюнетку, и оба смеются в камеру. А на обратной стороне фотографии — надпись: «Любимому мужу от любимой жены. Навсегда твоя И.»… Что такое??!

Ася тупо разглядывала снимки, то один, то другой. Конверт валялся на полу. Павлик… это был точно Павлик. «От жены». Чушь какая! Но он же никогда не говорил Асе, что уже был женат! И фотографии совсем новые… Павлик на снимках такой же, как и сейчас. И волосы лежат так же, и поперечная морщинка на лбу… Ох!

Асю будто накрыло мутной волной. От ревности потемнело в глазах. Да как он может обнимать другую так же, как обнимал Асю! А она-то, дура, думала, что Павлик любит ее, только ее. А он, оказывается… Хрум! Ася с треском порвала снимок, так что брюнетка на яхте распалась на две половинки. И еще раз, и еще! Вот так! Обрывки полетели на пол. Ася схватила вторую фотографию… и вдруг пришла в себя.

А что, собственно, «оказалось»? Ася устало опустилась на пол, сжимая снимок в руке. Нет, так нельзя, нужно собраться и осмыслить ситуацию. Фотографии — это, конечно, факт неоспоримый. Но ведь фотографии не могли быть сделаны этим летом! Они же с Павлом практически не разлучались! Ни на какое море он не ездил, вообще никуда не ездил. Ася снова посмотрела на снимок. Но вот же, вот яхта, вот брюнетка, вот ее Павлик… «Любимому мужу от любимой жены»… Чушь какая-то, чепуха!

Стоп, сказала себе Ася. Прекрати истерику и давай думать сначала. Они с Павлом познакомились в июле, а фотография могла быть сделана в июне или в мае. Или, в конце концов, в прошлом году. Когда Павлик еще и не подозревал об Асином существовании. Так что брюнетка — дело прошлое, и Асина ревность абсолютно беспочвенна.

Но — жена! Другая жена, не Ася! Зачем было врать, что он ни разу не был женат? Ася вдруг на миг отчаянно пожалела о своей глупой порядочности. Нормальная девушка на ее месте давно бы уж нашла способ тайком заглянуть Павлу в паспорт и выяснить, есть у него там штамп предыдущего брака или нет. А ей, Асе, это и в голову не пришло. Вообще, глупость какая-то — ну зачем, скажите на милость, мужчине скрывать от невесты, что он уже был женат? «Был» же не «есть», все в прошлом, иначе бы в ЗАГСе Павла и Асю не расписали.

А может, у него и дети есть?.. Нет, эту мысль Ася отмела с ходу. Не может быть. Не такой он человек, чтобы ни разу за три месяца не вспомнить о собственном ребенке.

Не такой? А какой? Нинка права — что, собственно, Ася знает о своем муже? Загадочная «И» издевательски улыбалась с фотографии: я-то, мол, знаю побольше тебя…

Ася положила уцелевший снимок на журнальный столик, снова запрыгнула на стул и принялась лихорадочно перебирать книги на полке рядом со злополучным Островским. Доставала, пролистывала, ставила на место, роняла на пол. Просмотрев верхнюю полку, принялась за следующую, потом еще за одну… Гора книг на полу росла, но Асе было все равно. Она не знала точно, что именно ищет: забытое письмо, записку, еще какие-нибудь фотографии — что-нибудь из прошлой, до-Асиной жизни Павла, что-нибудь, что прояснило бы ситуацию, иначе она просто сойдет с ума!

Разгром библиотеки ни к чему не привел. Через полчаса Ася, совершенно обессиленная, повалилась в кресло и разрыдалась.

Плакала она долго и самозабвенно, но облегчения слезы не принесли, только жутко разболелась голова. Ломило затылок, в висках стучали назойливые молоточки. Надо было бы пойти в ванную, поискать в аптечке таблетку, но не было сил подняться с кресла. Так Ася и сидела, всхлипывая и шмыгая носом, тупо глядя прямо перед собой.

Зазвонил телефон. Она не отреагировала — звонок пробивался в ее сознание как сквозь вату, она даже не сразу поняла, что это за звуки. Телефон надрывался минуты три, потом умолк и почти тут же зазвонил снова.

Ася встала, выдернула телефонный шнур из розетки, пошла в спальню. Там она задвинула шторы — солнечный свет нестерпимо раздражал — и повалилась на постель.