Мозаика любви - Наталья Сафронова Страница 25

Потом многие годы он мелькал где-то в высоте, согревая ее сердце надеждой на новую встречу.

И вот когда все синицы вокруг нее были окончательно распуганы, а ее мечтательные глаза стали все реже смотреть ввысь, он прилетел сам и постучал в окно, призывая ее в полет.

Она сразу вышла к нему, и он закружил, заворожил, унес ее на своих крыльях. Когда к исходу второго дня они, усталые, присели подкрепиться, я впервые смогла послушать и разглядеть его. Придраться было не к чему. Стать, окраска, голос были обворожительны. Увидев нового человека, он насторожился, но мой восторг быстро развеял его опасения. Мое восхищение было вызвано не столько его достоинствами, сколько тем, как он любил ее. Взгляд его источал нежность, слова, срывающиеся с губ, были полны страсти и восхищения. Она сидела напротив, кормила его супом и щурила от удовольствия глаза свои, опушенные светлыми, не накрашенными ресницами. Я улучила момент и шепнула ей с укоризной:

— Могла бы хоть макияж сделать!

Она счастливо засмеялась:

— Я хотела, но он запретил, говорит, что моей красоте это не нужно.

Женщинам, которых так любят, можно экономить на косметике. Под таким взглядом морщины сами разглаживаются, а щеки заливает натуральный румянец.

Они вовлекли меня в круговорот своих сумасшедших полетов. Мы ехали куда-то в сгущающихся сумерках, ждали его у каких-то таинственных ворот, а он неожиданно возник из темноты с другой стороны улицы. Самым главным занятием в том смешном путешествии был объезд всех возможных постов и «схоронов» ГАИ, потому что трезвых в машине не было. Но в каком-то пустынном переулке наши страхи материализовались в белый автомобиль с черными буквами на боку «ДПС» и бдительного стража дороги. Не дожидаясь сигнала, Сергей припарковал машину и пошел навстречу милиционеру, приветливо улыбаясь. Мы остались в салоне. После короткого разговора оба подошли к нам, и гаишник постучал в запотевшее окно. Мы открыли дверцу и вместе с теплом выпустили из заточения зеленого змия, принявшего форму клубящихся винных паров. Оценив коктейль чутким нюхом, сержант расслабился, ожидая легкой добычи, и спросил:

— Кто владелец машины?

Мы дружно и весело сказали:

— Не знаем.

— А кто был за рулем?

— Не знаем.

— Как не знаете? Вот этот гражданин при мне вышел из машины, а теперь говорит, что он пешеход. Это он был за рулем?

— Нет! — радостно заорали мы, поняв избранную тактику защиты.

— Тогда кто вас сюда привез? — обратился он к нам.

— Никто, мы сюда пришли пешком.

— А что вы делаете в машине?

— Греемся, очень замерзли по дороге.

Тут в наш диалог вклинился самоуверенный рокот Сергея:

— Хорошо, что мы с вами подошли, товарищ сержант. Девчонки клёвые мерзнут, надо помочь. Моя, чур, беленькая, — он заговорщицки подмигнул, сбитому с толку сержанту.

От такого напора тот опешил. Сергей, видя, что сопротивление сломлено, великодушно попросил сержанта в обмен на сто рублей подвезти его с девчонками куда-нибудь, где можно погреться. Веселая наглость дала неожиданный результат, и через десять минут мы были доставлены на патрульной машине к дверям пиццерии. Перед тем как покинуть машину, Сергей протянул обещанные деньги и, обаятельно улыбнувшись, напутствовал сержанта:

— Ты за машиной той пригляди до утра, все-таки неизвестно, чьей она окажется.

Уже совсем ручной гаишник согласно кивнул. Я поняла, что такой силе противостоять не может никто.

В тепле заведения мы затихли, возбуждение улеглось. Мы говорили о чем-то важном или о пустяках, но очень серьезно. Я пыталась их убедить в том, что расставаться нельзя, а они не спорили со мной, зная неизбежность разлуки. Мне не хотелось видеть, как «не сбываются мечты», и я поднялась, чтобы уйти.

Сергей вышел проводить меня, и на ступеньках я, не выдержав, сказала:

— Я ее очень люблю, мы дружим со школы.

— Я тоже ее люблю, — ответил он.

— Тогда не улетай, будь с ней или возьми с собой, — взмолилась я в отчаянии.

— Не оставляй ее, береги, — как эхо отозвался он, пронзенный болью вечного скитания в бесприютной высоте.

Слезы стояли у меня в глазах и мешали видеть, как становится влажным его взор. Мы обнялись, как перед вечной разлукой, и я уехала, терзаясь несправедливостью жизни, которая не дает шанса на счастье, а только дразнит им.

На следующий день мне хотелось успокоить, поддержать подругу, но она была весела и безмятежна.

— Он позвал тебя с собой? — с облегчением догадалась я.

— Нет, да я никогда и не согласилась бы, — ответила она.

— Ты не любишь его? — изумилась я.

— Люблю.

— Тогда почему?

— Потому что небо над моей головой для того, чтобы в нем летали журавли. Этого достаточно для счастья».