Ошибка Дон Жуана - Джейн Харри Страница 25

Она очень хотела, чтобы он рассмеялся, но Родриго Альба стоял и молча смотрел на нее сверху вниз, а затем произнес с непонятной тревогой в голосе:

— Честно говоря, другого объяснения я не вижу... Обувайся, пошли. Без нас свадьбу все равно не начнут.

Гвен тут же почувствовала, как желудок провалился куда-то в район коленей, а сердце забухало глухо и натужно. Напоминание о свадьбе совершенно не радовало невесту.

— Ты очень властный мужчина. С нами, взрывными натурами, так нельзя. Нам от этого плохо...

Она поколебалась, но все же вложила свои похолодевшие пальчики в протянутую смуглую ладонь. Показалось ей, или в его глазах действительно промелькнуло удовлетворение?

На самом деле молодого человека мучили практически те же проблемы. Единственное, чего хотел он сам — так он, по крайней мере, думал — было сотрудничество с этой красивой, но слишком эксцентричной и эмоциональной, а еще эмансипированной, элегантной и электрической Гвен Ричвуд. Однако тело, верное и послушное тело, отказывалось сотрудничать. Тело жаждало иного. Ласк, объятий, поцелуев... Тело Родриго Альба жаждало обладания этой невозможной Гвен Ричвуд. И потому разум Родриго Альба был смущен.

— Да, я властный. Но у меня целая куча всевозможных достоинств.

— Уверена, что это тебе, чаще всего говорили женщины.

— Да, и не одна, заметь.

— Ха-ха, ну и набор — нахальный, властный, бессовестный и суеверный.

— В наши дни, суеверных много. Возьми футболистов с их счастливыми парами носков, которые они не выкидывают, даже истерев до дыр. Или солидных банкиров, которые при заключении особо важных сделок бросают через плечо щепотку соли. Специально носят в кармане, в коробочке...

— Я не такая.

— Ты уверена?

— Абсолютно!

— Докажи.

— Что? Как это можно доказать, интересно?

— Выпей воды из источника.

— Я не хочу пить.

Темные брови изогнулись немыслимой дугой, а потом на губах Родриго Альба заиграла самая ехидная из его улыбок.

— Так я и думал. Ты просто морочишь мне голову. У всех есть предрассудки. Все суеверны, но не все имеют смелость в этом признаться.

— Ах, так!..

Гвен стиснула зубы и размашисто шагнула к статуе Мадонны. Она подставила сложенные ладони под обжигающе холодную струйку, дождалась, когда эта импровизированная чаша наполнится, и выпила ее маленькими глотками, неотрывно глядя при этом прямо в глаза Родриго и от души желая, чтобы он провалился под землю.

Вода была холодная и чуть-чуть сладкая.

— Н-ну?!

— Я потрясен.

Он склонил темноволосую голову, а у Гвен появилось очень неприятное ощущение. Почему-то ей показалось, что она только что сделала именно то, чего и хотел от нее этот хитрец Родриго Альба.

Они подошли к церкви, и вблизи старинное здание понравилось Гвен еще больше. На широкой каменной скамье, в тени лимонных и оливковых деревьев сидела супружеская пара, негромко и мирно переговариваясь между собой.

Собственно, эту безмятежную тишину нарушила сама Гвен. Ей в туфлю попал острый камень, и она вскрикнула. Реакция супружеской пары оказалась удивительной. Женщина мгновенно вскочила и метнулась навстречу Родриго с несколько истерическим воплем:

— Родриго! Вот и ты! Наконец-то! Как удивительно, я просто не могла поверить... Женишься!

Гвен совершенно явственно услышала, как Родриго с присвистом втянул воздух. Она сама не знала, почему вдруг схватила его за руку и крепко-крепко стиснула ее разом окоченевшими пальцами.

Удивленный Родриго взглянул на Гвен и увидел на побледневшем личике огромные карие глаза, в которых стремительно сменяли друг друга неуверенность, тоска, смущение, вызов, снова тоска, ожидание чего-то, мольба о помощи — и снова вызов... Так, сопротивляется до последнего маленький котенок, загнанный в угол огромным псом — смертельно испуганный, абсолютно беззащитный, он все равно шипит и выпускает крохотные коготки...

Родриго неожиданно успокоился и посмотрел прямо в глаза Гвен. И тогда произошло то, что Гвен Ричвуд не забудет до конца дней своих. Всегда, всю ее жизнь, аромат лимона и жасмина, запах нагретого камня, и полуденное солнце будут напоминать ей этот миг...

Потому что в этот миг Родриго Альба посмотрел на нее с такой безбрежной нежностью и спокойной уверенностью, с такой любовью, что она растаяла под его взглядом и тут же возродилась вновь, но уже совсем другой женщиной. Его женщиной. Навсегда. Что бы ни случилось.

Родриго чуть заметно кивнул и спокойно повернулся к хрупкой блондинке, заломившей руки и непонимающе переводящей взгляд с Родриго на Гвен и обратно.

— Сара?

Темноволосый мужчина с маленьким ребенком на руках, улыбаясь, подошел к ним, но Гвен во все глаза глядела на Сару. Вот она, женщина, которую любил Родриго. Отнюдь не супермодель, белобрыс... То есть, белокурая, с огромными голубыми глазами и крохотным носиком, усеянным веснушками. Очень маленькая, миленькая и женственная. Таких, как она, мужчинам хочется защищать автоматически.

Странно, раньше Гвен никогда не хотелось, чтобы ее защищали, но теперь...

— Это Гвен. Гвен, это Сара, ну а Мориса ты... гм... уже знаешь. Этот синьор в голубой распашонке — их сын и мой крестник Санто. Как он вырос, Морис...

— Просто ты редко его видишь. Надеюсь, вам удастся заставить его, почаще навещать своего крестника, Гвен.

Последние слова Сары были обращены к Гвен, и та посмотрела на женщину, собираясь ответить, но остолбенела.

В ясных голубых глазах горела чистая и неприкрытая ненависть. Похоже, Сара считала их брак настоящим, и это ей почему-то очень не нравилось...

— Мисс Ричвуд...

Морис Каллахан, склонил свою темноволосую голову над рукой все еще ошарашенной Гвен, успев, однако, заговорщически подмигнуть ей.

— Рад, что мы будем друзьями.

Ну, хоть он-то знает, что все это не всерьез?!

— Зовите меня просто Гвен, Морис. Очень рада видеть вас... снова.

После этого она метнула уничтожающий взгляд на Родриго, но тот сделал вид, что ничего не заметил, зато Сара глаз от нее не отрывала. Гвен подумала, что первое впечатление ее не обмануло. Надо же! Сара Каллахан явно ревновала.

Гвен старательно подготовилась, захлопала длинными ресницами и одарила Сару самым нежным и дружелюбным взглядом.

— Надеюсь, мы станем друзьями.

Морис заботливо прикрыл крохотную макушку сына белой панамкой, и Гвен мгновенно забыла обо всех неприятностях. Мало что может до такой степени тронуть женщину, как зрелище огромного широкоплечего мужчины, бережно сжимающего в объятиях грудного младенца.