Соперницы - Джессика Мэннинг Страница 25

– И какой же процент будет вписываться в принятые рамки?

– Ну… – Джулия задумалась и после некоторых колебаний ответила: – Двадцать – двадцать пять процентов для обеих.

– Что ж. Надеюсь, плантация будет прибыльной.

– Я тоже надеюсь на это каждый сезон, месье Бранниган, – грустно сказала Джулия и огляделась вокруг, удивленно вскинув брови, словно впервые заметила упадок, царящий вокруг. – Поместье не всегда выглядело таким, месье Бранниган.

– Полагаю, что так, – вежливо ответил Ройал.

– О-о-о, знали бы вы, как все начиналось!

– Я с удовольствием послушаю.

– Раз так… Но должна предупредить вас, если я начну, то история должна быть рассказана от начала и до конца, а это займет немало времени.

– Я весь внимание, мадам.

Джулия, безусловно, радовалась собеседнику. Неожиданно приятным театральным голосом она начала свой рассказ:

– Я назову историю «Пират и юная дева»! – Она откинулась на спинку кресла, пригубила коктейль и продолжила: – Когда-то давным-давно плантация Таффарел была единственной в этих краях. В то время названия «Пристань Магнолий» еще не существовало. Мой отец Джулиус Таффарел заложил первый камень в 1769 году как дар своей возлюбленной жене, моей матери Клодин Ривьер. Но задолго до того, как первый тростник дал свои плоды, поместье стало излюбленным местом встречи высшего света Нового Орлеана. Здесь, за этими самыми колоннами, сильные мира сего закатывали грандиозные балы. Люди преодолевали немыслимые расстояния, чтобы удостоиться чести пройтись по этой веранде или прогуляться по саду. Молодые дамы флиртовали из-под распахнутых вееров из слоновой кости, а джентльмены дарили им комплименты и сражались на дуэлях за их красоту. Дамы в возрасте хвастались родословными, которые уходили корнями в такую глубь веков, что трудно и представить. Со временем сплетни были возведены в ранг искусства на таких раутах. Политика на уровне штатов решалась за этими стенами, и совершались судьбоносные для страны деловые соглашения. То, что происходило в этом доме, влияло на каждого жителя Луизианы, будь то взрослый или ребенок, белый или черный, француз, испанец, португалец, голландец или кто другой.

– Никаких американцев? – спросил Бранниган.

– По большей части нет, и если вы перебьете меня еще раз, то я не скажу больше ни слова.

– Простите, – робко сказал Ройал.

– Итак…

Джулиус Таффарел родился в семье крестьянина во Франции, в Лионе, в 1711 году. В возрасте пятнадцати лет он был арестован за кражу, но бежал и сел на корабль, отправляющийся в Луизиану, в надежде на спасение и, быть может, лучшую жизнь. Он выдержал сложнейшее путешествие до Нового Света и высадился в Новом Орлеане в конце 1726 года. Со стороны он выглядел весьма неплохо: симпатичный крепкий молодой человек с непомерными амбициями и скудными финансами. Впрочем, шумный вульгарный город подходил как нельзя лучше. Но долго он там не задержался – вскоре по прибытии он прибился к речным пиратам, которые промышляли на Миссисипи. Самым странным во всей этой истории было то, что бандой руководила женщина, которую все звали Бетси-пуля. Бетси, большая во всех отношениях, но в то же время очень красивая женщина, неутолимо жаждала молоденьких юношей. А посему никого особо не удивило, что Джулиус вскорости перебрался в ее каюту, а через некоторое время стал ее правой рукой. Примерно два года спустя Бетси-пулю пронзил кусок свинца во время абордажа очередного испанского судна, и Джулиус в возрасте семнадцати лет возглавил банду.

Но молодой человек оказался умен не по годам и, не желая повторять судьбу своей любовницы и просто жаждущий уважения и признания, начал вкладывать все наворованные деньги в легальные предприятия Луизианы. Вскоре он открыл собственное пароходство и завязал с пиратством. Когда его сбережения превысили математическую величину, воспринимаемую человеческим мозгом, он начал поиски жены. Через него прошло огромное количество женщин, прежде чем в 1768-м он наконец нашел то, что так долго искал. В Клодин Ривьеру он влюбился как мальчишка, несмотря на то, что ему к тому моменту было уже 58 лет. Впрочем, он был богат и все еще красив. Клодин была младшей из четырех дочерей, ей было всего четырнадцать, и она была неописуемо хороша, просто фарфоровая куколка, да и только. Ее отец вдовствовал уже много лет и держал обувную лавку. Будучи очень практичным человеком, а кроме того, человеком старых устоев, он заявил Джулиусу, что не отпустит Клодин, пока старшие дочери не выйдут замуж. Но Джулиус не мог ждать и устроил свадьбы для всех трех сразу, найдя им по приличному мужу. На это Пьеру, отцу девочек, возразить было нечего, и он благословил брак.

Хотя Клодин была втрое моложе и не влюблена до беспамятства в своего суженого, она тем не менее уважала его и собиралась стать хорошей женой и матерью. Свадьбу назначили на 20 апреля 1770 года – когда Клодин исполнялось шестнадцать.

Джулиус выкупил огромный участок земли неподалеку от Нового Орлеана. Он намеревался построить роскошный дом для своей жены. Из Вест-Индии выписали французского архитектора, который спроектировал дом и сады, окружающие его. Дом выстроили в рекордные сроки, поскольку Джулиус хотел провести свадебную церемонию в стенах собственного особняка. Идея с аллеей из магнолий принадлежала, конечно же, Клодин. Шестьдесят взрослых деревьев были привезены и высажены от самой пристани в ровную линию, по тридцать на каждой стороне на расстоянии пятидесяти метров друг от друга. Отныне всем судоходам это место было знакомо как Пристань Магнолий, и они отмеряли пройденное расстояние по величественным деревьям.

Свадьба Джулиуса Таффарела и Клодин Ривьер состоялась в срок и была засвидетельствована более чем двумя тысячами гостей, многие из которых провели в дороге несколько дней, чтобы попасть на знаменательное событие. И они не разочаровались.

Основой праздника была, безусловно, сама церемония, проходившая в парке за домом. Несколько сотен пауков из Китая завезли за месяц до события и освободили, выпустив на специально подготовленные решетки, дабы они сплели сотни метров паутины, которую позже обдали золотой пыльцой, чтобы она сияла в лучах солнца. Через этот сияющий коридор отец подвел Клодин к алтарю, где лучший католический священник Нового Орлеана обвенчал счастливую пару.

Несмотря на гостеприимство молодоженов, кое-кто из гостей кривил рот, завидуя чужому счастью и богатству.

– Дорогуша, – шептали злые языки, спрятавшись за веером, – тебе не кажется, что он какой-то… мужлан?

– А как ты находишь эту маленькую стерву, ведь ей ничего, кроме его состояния, и не надо.

– Да он же ей в деды годится, не удивлюсь, если у него случится приступ в первую брачную ночь.

Какая наглость! Какая пошлая вульгарная клевета! Да кто они такие, чтобы судить чужую жизнь? Жалкие ничтожные человечишки, согбенные бременем собственной зависти!

Но Джулиусу и Клодин были безразличны эти выпады. Они были счастливы. Они вместе начали строить свой райский сад.