Я вам покажу! - Катажина Грохоля Страница 25

Этот, теперешний Йолин, в минуту ее рождения еще был заботливым отцом. Когда у меня ночью начались боли и я его разбудила, он сказал:

— Дорогая, не волнуйся, я рядом! — И повернулся на другой бок.

Разве можно забыть ту ночь? Никогда!

Я помыла голову, исходя из того, что при родах самое главное — прическа. Под утро накрасила ногти на руках и ногах, что заняло у меня еще два предрассветных часа, в то время как мой Эксик заботливо бодрствовал возле меня, похрапывая в свое удовольствие. Попробуйте-ка покрасить ногти, если каждые полторы минуты у вас идут схватки! Когда я снова его расшевелила и сообщила, что схватки повторяются уже каждую минуту, он как ошпаренный выскочил из постели и начал орать, что я легкомысленная, потом побледнел и ему стало плохо. Я позвонила родителям. Отец, не успев даже рассказать, что бы он сделал на моем месте, по-видимому, тоже побледнел, а мама вызвала такси, и меня отвезли в роддом. В девять утра Тося слабым криком возвестила: вот я — явилась на этот свет, а Эксик промаялся в приемном покое до двух — его-то никто не известил, что все произошло так быстро, а претензии он высказал мне. Эх, времечко…

Было это почти восемнадцать годков назад, а кажется, будто вчера. И сейчас сидит передо мной почти взрослая женщина, а порой совершенный ребенок и сообщает, что пригласит домой ораву таких же молодых и буйных людей. Как учит жизненный опыт, нагрянет их человек пятьдесят, а мне придется их кормить, и они, несомненно, тайком от меня принесут алкоголь в разных пакетах и сумках, а может, не дай Бог, и травку, надринькаются, накурятся, разнесут наш маленький дом, и у меня будет уйма хлопот.

Тосины подружки в прошлом году уже праздновали совершеннолетие (моя бедная крошка была способной, скучала в детском саду и потому пошла в школу раньше — прости, дорогая, я не сознавала, что делала) — и это было не приведи Господь. Одной родители устроили банкет в гостинице «Бросталь», что обошлось им в тридцать тысяч. Может, моя бедная крошка Тося тоже хочет отметить день рождения в отеле? Хотя в последнее время мне казалось, что у меня вполне благоразумный ребенок. Может, все обойдется погромом лишь в одном нашем доме?

Я тяжело вздохнула:

— Сколько человек ты хочешь пригласить?

— Вот именно, мама…

К сожалению, из этого «вот именно, мама» я совершенно ясно поняла, что не только свой класс, состоящий из двадцати человек. По-видимому, также параллельные, поскольку Тося — животное стадное и у нее масса знакомых. Она наверняка вспомнила про шесть своих подруг из начальной школы — они до сих пор встречаются. У подруг есть мальчики, то есть в сумме их будет двенадцать. Ну и, конечно, еще приятели, с которыми она ездила в Швецию, и те, с кем она там познакомилась. Кроме того, знакомые по водноспортивному лагерю и с турбазы — грубо говоря, человек тридцать. Плюс родственники и соседи. Летом можно было бы устроить пикник в саду, но на дворе уже шесть градусов. А через три недели будет минус шесть. Вот тогда пикник на свежем воздухе — самое оно, потому что ненадолго, зато на двести человек, которых лучше заранее предупредить, чтобы пришли на сытый желудок — поздравить и уйти. Тося могла бы стоять у открытой калитки с бокалом шампанского и сразу же спроваживать гостей обратно.

— …и поэтому я не хочу, — мой слух ухватил обрывок последней фразы.

— Чего ты не хочешь? — Я опять была на кухне, заваленной письмами. — Извини, я отключилась…

— Почему ты не слушаешь меня?

— Слушаю, только раздумываю, как лучше сделать.

— Мама, когда Конрад в прошлом году отмечал восемнадцать лет, то у него из окна выбросили телевизор — так все напились. А у Ани Конрад с приятелем — он немного старше, потому что его пару лет назад выгнали из института… — Тося на минуту задумалась, а у меня голова пошла кругом. — Его выгнали за то… — продолжала Тося, заметив мою мину, — что он отключил светофоры на Жвирко и Вигуры [17]. Его отец — полицейский, и он знал, где отключается — там есть такой ящик, — и регулировал движение… Помнишь, по телевизору показывали, какая образовалась страшная пробка… Ну, его и задержали… Знаешь, он взял отцовскую форму, а это запрещено… Так вот, Конрад вместе с ним пришел к Ане, и они выбросили из ее квартиры все лампы. С семнадцатого этажа…

— Лампы? Какие лампы? — оторопело спросила я, потому что мне неожиданно стало известно, как моя дочь проводила время на вечеринках в прошлом году.

— Обычные, — пожала плечами Тося и схватила мой недоеденный бутерброд. — На самом деле они выбросили только две, из «Икеи», недорогие, потому что хотели измерить скорость света…

— Тося! Помилуй меня! Это так-то вы развлекаетесь? Ты говорила, что у тебя нормальные друзья.

— Ой, мамочка! Я же не дружу с Конрадом. Ничего не выбрасываю в окна. Я знаю скорость света, и мне не надо ее так проверять, — засмеялась Тося, а затем добавила с серьезным видом: — У Арека переколотили все стаканы из хрусталя, со сценами охоты, которые коллекционирует его отец. Арек просил не брать их, но сама знаешь: парни, когда напьются, становятся невменяемыми. Арек, пока был трезв, следил, а потом, когда сам нагрузился, стал стряхивать пепел с сигареты в карман своей же рубашки, потому что был не в состоянии двигаться.

— Тося! — Я наконец вышла из ступора. — Как ты можешь так спокойно рассказывать? Ничего веселого в этом нет! В какой же ты бываешь компании?

— Вот видишь, мама, поэтому с тобой невозможно говорить. Ты просто не хочешь смириться с тем, что такова жизнь.

— Чья жизнь? — Я была в шоке. — Твоих друзей? Твоя?

— Нет, но такие вещи случаются. И наверняка случались также с тобой, только вы все лицемерите. Отец смеялся, когда я ему это рассказывала.

Я замолчала. Вот так я узнала, что у моей дочери есть друзья, которые, по-видимому, в скором времени окажутся за решеткой. В придачу они пьют и курят. Впрочем, далеко не тайна, что молодежь пьет и курит, когда молодежь чуть постарше, то есть мы, этого не видит. Тося делится со мной впечатлениями о праздновании восемнадцатилетия у ее подруг и друзей, иначе говоря, приобщает. Но с другой стороны… если ребенок рассказывает, то родители не должны тут же возмущаться. И ведь правда тоже бывала на вечеринках. И хорошо помню, что там творилось.

Я смотрела на свою дочь и думала, что делаю именно то, чего не должна и что так меня злило, когда мне самой было восемнадцать лет. Помню, в тот момент, когда моя мама сидела напротив меня и говорила то же, что я сейчас, я торжественно себе обещала, что ни за что и никогда не стану вести себя так же с собственным ребенком.

— В твоем возрасте… — начала я, но, заметив, как Тося закатила глаза, быстро себя одернула: — Я тоже попадала в неприятные ситуации… Последняя вечеринка, которую я устроила… которую разрешила мне бабушка, закончилась плохо…— Я задумалась, а Тося устремила на меня взгляд, полный надежды. — У моих друзей был приятель, Средник… И было известно: если появляется Средник, все заканчивается какой-нибудь аферой. Я не была с ним знакома, но он дружил со Збышеком, в которого я была влюблена. И когда бабушка наконец разрешила мне устроить вечеринку, а я ей обещала, что не будет никакого алкоголя, она попросила не приводить Средника. Все собрались, чин чинарем, дедушка с бабушкой ушли в театр… а в половине девятого — звонок в дверь. За дверью — сантехник, дескать, у соседей течет вода. Я провела его в ванную… И не придала значения, что он сидит себе и сидит в этой ванной, а мальчишки заходят туда по очереди и выходят расслабленные… Естественно, я подозревала, что они втихаря притащили какое-то вино, хорошо, если одно вино… Потом этот слесарь перебрался на кухню, потому что там тоже что-то было неисправно… А на следующий день, когда на обед пришла прабабушка, то оказалось, что в холодильнике стоит водка под видом чая с лимоном, а Средник прекрасно у меня позабавился, нарядившись сантехником… и в сумке у него было спиртное… Но бабушка ничего не поняла…