Граф салюки - Лариса Васильева Страница 25

А, что тут изобретать: самое простое решение — подложить ее в постель графа да и войти с иконой, и все, никуда он не денется. Сколько таких историй рассказывают, полно! Что с того, что не красавица — да если у другого бы не вышло с такой дурнушкой, то у графа никаких проблем не будет. Он такой мужик, что ему женщина всегда нужна, не останется Люси девственницей. Пусть после свадьбы молодой муж изменяет, гуляет — всем хватит. А Люси всегда будет рядом, глядишь, и родит, тогда можно считать, мать свое дело сделала. В благородстве графа Марина не сомневалась, молодую девушку он не опозорит. Она сама была случайным свидетелем, как граф решительно и в то же время мягко, не обижая, прервал излияния одной девицы, решившей признаться ему в любви. Он очень убедительно уверил ее в своей неспособности кого-либо полюбить и просил остаться его другом, то есть сумел не унизить и не обидеть глупую девчонку. И никогда нигде не позволил потом себе ни единого намека в ее адрес. Идея хорошая — богатый и знатный муж, пусть и не верный, но ласковый! Нужно срочно что-то предпринять. Но для этого необходимо присутствие самого графа.

Дни шли за днями, а он все не появлялся в обществе. К Воронцову отправляли приглашения, записки, ездили друзья, его уговаривали принять участие в вечеринках, пикниках. Но граф все отговаривался то работой, то нездоровьем. Лев Абрамович был серьезно обеспокоен состоянием Воронцова. Он попробовал расспросить графа, но тот не хотел решительно ничего рассказывать и не поддавался на попытки отвлечь его от переживаний. Немцов не ожидал, что его друг способен на такое сильное чувство. Прошел месяц, другой, граф оставался все таким же подавленным и мрачным. Без улыбки приветствовал он случайных гостей, разговор поддерживал через силу. «Страдает», — решили все.

Анна все собиралась уговорить мужа съездить к Кукушкину, расспросить, что произошло между графом и Варей, узнать, где та сейчас живет, и попробовать их помирить, но все что-то мешало ее миротворческим планам.

Однажды Кукушкин сам появился на каком-то приеме. Анна тут же пристала к нему с расспросами: что у него за племянница, отчего он не вывозит ее в свет? Семен Семенович отвечал просто:

— Да что интересного может быть в молодой девице? Что она вас так волнует? Устройство у нее самое обычное, — вроде пошутил он, — вот видели бы вы моего Графа! Ноги-то у него как устроены необычно: спереди гладкие, а сзади покрыты длинной волнистой шерстью, и словно ее кто накручивал на папильотки. А лапа какая длинная! Мощная такая лапа. С такой лапой бо-о-льшую скорость можно развить! Уши у него отвислые и тоже с длинной шерстью. Вот такое у него устройство… А морда какая славная, длинная тоже, нос черный, глаза умные.

— Так когда же вы нам ее покажете?

— Да я бы хоть сейчас, есть на что посмотреть, только у него привычка такая — метить территорию. Вам, небось, не понравится, если он пометит вашу залу?

— Да я же не о собаке…

— Так разве это просто собака? Это же свидетель истории. На Востоке салюки считают священным даром Аллаха, там ведь нельзя есть дичь затравленную другими породами, она считается «нечистой» — только салюки мог это делать.

Так от него ничего и не добились.

— А что это за название такое странное — «салюки»? — сдалась Анна.

— Город был такой, арабский, песками его засыпало. Вот города нет, а салюки остались. На аравийском полуострове арабы-кочевники до сих пор охотятся с ними на газелей. Потому и называют салюки газельей собакой. Вот такие они, салюки, — газель, антилопу то есть, могут догнать.

— Я словно «Тысячу и одну ночь» прослушала: арабы, кочевники, города в песках, газели — вот не ожидала от вас услышать сказки.

Анне пришлось удовольствоваться сведениями из жизни салюки, о Варе Кукушкин так ничего и не сказал.

Поскольку никаких перемен в жизни графа не происходило, Варвара Степановна снова потеряла свою притягательность для дам. Ничего нового она не могла рассказать, хотя не раз отправляла свою горничную к Евдокии. Граф там не появлялся, о Варе Евдокия решительно не хотела ничего говорить и ни разу не упомянула сама ее имени, на наводящие вопросы тайной осведомительницы не отвечала. У кого точно живет Варя, она вроде и сама не знала. Коварные подруги перестали нянчится с Варварой Степановной. Завидев ее скошенный подбородок, выпяченные губки и курносый, острый носик, Анна уже не спешила к ней навстречу и не усаживала к себе поближе. «Вот жаба, уже здесь, пожаловала, сплетница», — такие мысли появлялись в некоторых головах при виде Варвары Степановны.

Горе пришло в дом Семена Семеновича — вдруг пропал Граф. Видно, кто-то навредить хотел Петьке и выпустил молодого пса. Заманил его какой-нибудь сучкой. Петьку и его помощников выпороли нещадно — три дня сидеть не могли. Семен Семенович ходил сам не свой, никому пощады не давал, плетку из рук не выпускал, все получили на орехи. Даже Евдокии досталось, хотя она-то к собакам никакого отношения не имела. Он столько всем рассказывал о салюки и теперь остался без него — это был страшный удар. Семен Семенович так привязался к своему псу, что у него день начинался и кончался на псарне. А теперь его жизнь словно лишилась всякого смысла. Каждый раз, придя на псарню и не видя там любимого щенка, он опять и опять испытывал глубочайшее горе и его плетка вновь и вновь охаживала спины дворни. По утрам Петька уже привычно сжимался, завидя хозяина, в ожидании порки. Теперь ему никто не завидовал.

А Варя тем временем втянулась в рабочий ритм — женщины вообще привыкают быстро ко всему, молодой организм справился с тяжелой нагрузкой, физически она окрепла. Ей казалось, что она все делает хорошо, добросовестно. Но Елену девушка раздражала с каждым днем все сильнее — в магазине мало добросовестности, здесь нужно быть приветливой, улыбаться посетительницам, что-то похвалить, что-то подсказать, настоятельно попросить примерить, может быть, и не нужную той вещь. Зачастую у хорошей продавщицы покупательница уходила с покупкой, совершенно не планируемой, — с тем, что она и не собиралась покупать. Варя не могла улыбаться, на ее лице постоянно держалось выражение обиды, грусти. Она замкнулась в своем мирке, пережевывая свои обиды. Однажды, закалывая на клиентке дополнительные складки, углубляя вытачки, Варя уколола булавкой даму.

— Мерзавка! Куда ты смотришь, ты же уколола меня! Спишь, что ли?!

Варя, не поднимая головы, небрежно пробормотала: «Пардон», — и продолжала закалывать вытачку. Дама громко возмущалась.

Элен порывисто вскочила, схватила тонкий ремешок с прилавка, подошла к ним, и сильно стегнула Варю по рукам. Та вскрикнула от неожиданности, ее глаза наполнились слезами. На правой руке вспух красный след от удара.

— Ну что уж вы так, она, должно быть, нечаянно, — растерянно проговорила дама.

— Катя, займись госпожей С., а ты иди со мной! — Элен прошла в подсобку, Варя за ней.

— Так, голубка, терпение мое иссякло. Или ты освобождаешься от своей вековой грусти или сегодня же уходишь от меня. Ты должна обслуживать клиенток весело, живо, отвечать на их шутки, не показывать свое плохое настроение, усталость. То, что ты уколола госпожу С., ерунда, с каждой такое может случиться. Но потом ты должна была громко извиняться, ахать, заверять ее, что этого больше не повторится. И где вообще твои глаза? Неужели ты не видела давеча, что дама носит меньший размер, чем попросила? Когда она смотрит на себя в этаком мешке, ей уже не хочется мерить и то платье, что ей было бы впору. И цвет подбирать нужно к лицу. Просит другой, а ты ей сразу оба: «Можно и синий, но, глядите, как вам хорошо в зеленом». Ясно? Не знаю, отчего ты все грустишь, ходишь, опустив голову, как монашка, — умер кто у тебя или разлюбил приказчик какой, но все горькие мысли оставляй наверху, в своей комнате. Иди теперь, поплачь там, в таком виде все равно работать нельзя, а завтра, чтобы все было по-другому. Не забывай, если ты еще раз войдешь в салон без улыбки, я тебя уволю без всяких рекомендаций.