Прекрасная наездница - Эбби Грин Страница 25

— Но, Лина, я не могу носить такое… Я ношу джинсы…

Но Лина стащила полотенце с Изольды. Та взвизгнула, и ей не оставалось ничего другого, как только надеть белье, чтобы прикрыть наготу.

Бюстгальтер был крошечный, но подошел по размеру как нельзя лучше. Лина подала Изольде шаровары из той же ткани, что и платье.

Платье струилось вдоль ее тела и бедер, вырез был таким глубоким, что крошечный кусочек бюстгальтера слегка виднелся в глубине.

— Это чистый индийский шелк, мисс Изольда.

Лина усадила ее, чтобы высушить волосы Изольды, затем причесала ее, закрепив волосы старинным гребнем, и нанесла немного краски на ее брови и ресницы. Изольда выглядела так таинственно, что Лина не удержалась и воскликнула:

— Мисс Изольда, вы прекрасны!

По правде говоря, Изольда просто не узнала себя в зеркале, но все, что с ней здесь произошло сегодня, так напоминало те мечты и фантазии, которые она столько лет таила в глубине своей души, что ее затрясло от волнения.

В это время раздался стук в дверь.

— Это Ишам, — прошептала Лина, — он проводит вас в комнаты шейха Надима.

Щеки Изольды запылали. Неужели здесь все знают, что произошло? Она замялась, и Лине пришлось буквально вытолкнуть ее за дверь.

Чтобы добраться до комнат шейха, они поднимались по лестнице, и к тому времени, как оказались у цели, неприятные мысли окончательно овладели Изольдой.

Ей казалось, что Надима или не будет в комнатах, или он разразится смехом, глядя на ее бесплодные попытки выглядеть красивой и женственной.

Однако, когда Ишам постучал, дверь отворилась, и она увидела Надима. Все ее сомнения в ту же минуту растворились.

На нем были черные брюки и расстегнутая у ворота рубашка. Судя по всему, он только что принял душ, потому что его волосы все еще были влажными.

Он что-то сказал Ишаму, и тот исчез. Затем Надим протянул руку Изольде и повел ее в свои комнаты. Она изумленно смотрела вокруг, не в силах произнести ни слова.

Все сияло золотом, повсюду были цветы, за открытыми дверьми Изольда увидела патио, с которого открывался прекрасный вид: огни Мерказада переливались в сумерках на фоне темного неба. Он отпустил ее руку, но Изольда была так потрясена видом, что почти не заметила этого. В конце концов она повернулась и увидела, как Надим наливает в хрустальные бокалы искрящуюся медового цвета жидкость. Она подошла к нему, он подал ей бокал и сказал:

— Тост! — Их глаза встретились, его голос прозвучал хрипло: — За тебя, Изольда! Ты прекрасна сегодня.

Несмотря на его слова, Изольда чувствовала себя ужасно, она покраснела и сделала глоток. Напиток был таким искристым, пузырьки обожгли ей горло — и она закашлялась.

Надим улыбнулся:

— Ты когда-нибудь пила шампанское?

— Конечно, — сказала она почти дерзко, — не совсем уж я деревенщина. — Но тут же добавила с улыбкой: — Но что-то мне подсказывает, что это было совсем не такое шампанское.

Надим был потрясен сразу, как только увидел ее в дверях. Он, конечно, был уверен, что платье, которое он выбрал, очень пойдет ей, но ничего подобного он все же не ожидал. Эта ткань и это платье словно созданы были для ее роскошных линий: полной груди и тонкой талии.

Ее волосы сияли словно огонь на золотом фоне, а глаза смотрелись еще прекраснее.

Она отошла в сторону, засмотревшись на что-то, и спросила:

— Это твоя жена?

По воцарившемуся молчанию она поняла, что не нужно было спрашивать об этом. Она посмотрела на Надима, а затем снова на фотографию в рамке.

Смуглая женщина на снимке была очень красива. Она смотрела на молодого и намного более мягкого Надима с таким обожанием, что у Изольды защемило сердце.

— Да, — быстро сказал он, — это Сара. Прости, я должен был убрать фото.

Изольде стало обидно. Что бы он ни говорил, какие-то чувства к жене у него, несомненно, были. Иначе зачем бы он стал держать здесь эту фотографию? Девушка повернулась и сказала:

— Не будь смешным, Надим, это твоя жена, было бы странно, если бы здесь не было ее фотографий.

— Самое смешное — это то, как ты далеко от меня. Иди сюда.

— Ты так любишь командовать, — мягко сказала Изольда, подходя ближе. — Кто-нибудь говорил тебе об этом?

Он улыбнулся необыкновенно искренне — словно что-то отпустило его изнутри — и протянул к ней руки:

— Нет, только у тебя хватает наглости читать нотации шейху Мерказада.

— И это хорошо. Должно быть, ужасно, когда все только поклоняются тебе и раболепствуют.

Они улыбнулись друг другу, и Изольда почувствовала внутри какую-то совсем неизвестную ей легкость. Но в этот момент в дверь осторожно постучали.

Вскоре комната наполнилась людьми, которые несли дымящиеся подносы с аппетитными блюдами. Надим вывел Изольду на террасу, где был накрыт стол, который украшали свечи — их пламя слегка волновал теплый вечерний ветер.

Перед тем как уйти, Ишам спросил, не нужно ли что-нибудь еще. Надим отрицательно покачал головой, и слуга собрался уходить. И в этот момент Изольда сказала:

— Шухран.

Надим был изумлен:

— Ты учишь арабский?

Изольда пожала плечами:

— Джамиля научила меня нескольким словам.

Как бы безумно это ни было, но Надим почувствовал ревность, узнав, что Изольду учит арабскому Джамиля, а не он.

Он пододвинул ей стул, и, когда она прошла мимо него, ее запах, словно нежное прикосновение, наполнил его трепетным чувством.

Надим сел напротив Изольды, налил им обоим немного вина и поднял свой бокал:

— Ну что ж, если ты позволишь, сегодня вечером я немного поучу тебя кулинарным традициям Мерказада…

Примерно через два часа Изольда протестующе подняла руки:

— Нет-нет, пожалуйста, я никогда в жизни столько не ела.

Надим неохотно отложил в сторону финики.

Изольда откинулась на спинку стула. Она никогда не думала, что трапеза может быть такой эротичной. Однако, поужинав сегодня с Надимом, она чувствовала, что когда в следующий раз снова сядет с ним за один стол, то обязательно покраснеет.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и затем сказал:

— Ты была слишком худая, когда я впервые тебя увидел.

— И теперь пытаешься откормить меня? — Она почувствовала, что необходимо немного юмора, чтобы слегка разрядить напряжение между ними.

Он подался вперед:

— Наверное, тебе было трудно заботиться об отце и поддерживать дела на ферме.

Моментально пелена желания рассеялась и тут же вернулось привычное чувство стыда — она вспомнила, как они все пытались изо всех сил скрывать болезнь отца. Она водила пальцем по пустой кофейной чашке.