Бешеные страсти - Юлия Климова Страница 25

– Это, конечно, очень огорчительно. Жаль.

– Я должна доверить тебе одну тайну, но обещай, что ты никому не расскажешь об этом.

– Тайну? – голос Симки стал серьезным. – Ничего не случилось?

– Обещай.

– Клянусь!

– Вчера я была дома у Шелаева и… У него есть картина – портрет моей мамы…

– Что? Где ты была? – выдохнула Симка. – Давай по порядку, а то у меня сердце уже остановилось…

И я рассказала обо всем по порядку: и об украденном ожерелье, и об условии Шелаева, и о том, как не открыла правду Эдите Павловне и как поехала к нему домой. В своем повествовании я старалась побыстрее добраться до картины, но этот важный момент оттягивался из-за огромного количества Симкиных вопросов. Я проглотила все «никогда», которые случились между мной и Шелаевым, однако рассказала о кольце-цветке и о многом другом. Наверное, наступил тот день, когда уже невозможно было держать столько событий, эмоций и чувств в себе – душа трещала по швам. Мне стало легче, я легла на бок, свернулась калачиком и принялась слушать Симку.

– Он, конечно… э-э…

– Негодяй, – подсказала я.

– Пусть так. Но некоторые его поступки вполне можно объяснить.

– Какие? Клим не отдал мне портрет мамы. Понимаешь? Показал и не отдал! Это жестоко.

– Зато он подарил тебе ключи от своей квартиры и предложил приходить в гости когда вздумается, – весело ответила Симка. – Ладно, это шутка, но Клим, возможно, дорожит картиной.

– Для меня она представляет большую ценность, и Шелаев это знает! Не показывал бы тогда…

– Допустим, он хочет быть уверен, что с портретом ничего не случится.

– Да разве кто-нибудь сможет его сберечь лучше, чем я?

– Если б ты повесила его в своей комнате, вряд ли бы это понравилось твоей бабушке.

– Я бы вешать не стала, я бы убрала.

– Неважно, – возразила Симка. – Уверена, Эдита Павловна в гневе страшна. Да и не в гневе тоже… Не может этот портрет быть в безопасности в доме Ланье. Вот Шелаев тебе его и не отдал.

Я помолчала. Симка была права, но… Я пожалела, что лежу на пледе и не могу им укрыться. Те самые вчерашние мурашки вновь поползли по коже, я почувствовала температурный озноб. Не нужно искать ничего хорошего в этом человеке, не нужно. «Запрещено, – жестко выдал мой мозг. – Чужой слабостью (а особенно моей) Клим воспользуется немедля, ему хватает секунды, чтобы выхватить шпагу и сделать выпад, в его душе нет сострадания и самой обыкновенной доброты. Лишь игра и ненависть к Ланье». Я была резка в своих суждениях и категорична, но кто-то другой внутри меня сглаживал фразы, точно ластиком подтирал буквы, хвостики, знаки препинания…

– Я могла отдать картину на хранение тебе, и проблема бы решилась.

– Во-первых, – продолжила Симка защищать моего врага, – Клим Шелаев не знает о моем существовании, да если бы и знал, почему он должен доверить постороннему человеку то, что имеет для него определенную ценность?

– Какую?

– Например, память об отце.

– Ерунда.

– О-о-ох, – театрально протянула Симка. – Мы понятия не имеем, что у него там в душе.

«Я никогда не спрашивал у женщины разрешения, но…»

– Имеем, – уверенно произнесла я и горячо добавила: – Кошмарный ад.

Она засмеялась, а успокоившись, с иронией сказала:

– Ну он же дал тебе ключи. Можно приходить и смотреть.

– Все его поступки – месть Эдите Павловне. Представь, как бы Шелаев радовался, если бы я ходила и смотрела на портрет. Одна из Ланье по собственному желанию навещает его квартиру… Какое удовольствие он бы испытывал только от одной мысли об этом.

– Мне так жаль, что я его не увижу, – задумчиво ответила Симка.

После разговора я еще почти час лежала на кровати и перебирала фразы. Я их складывала стопочкой, раскидывала в стороны и вновь собирала. Я делала из них ступеньки, и они вели вверх, строила колодец, и тот гулким эхом тянул вниз, на глубокое дно… «Вот в таком колодце мне и придется лежать, если однажды Эдита Павловна узнает, что я ходила в гости к Шелаеву», – сделала я вывод и прогнала воспоминания прочь.

Наверное, первый раз я серьезно задумалась о платье. Если на вечере будет Симка, это же совсем другое дело… Я подошла к шкафу, оглянулась на тумбочку, вспомнила черные и белые камни кольца, подаренного мне Шелаевым, и с удовольствием подумала: «Я не надену тебя, даже не надейся». Если б в эту минуту рядом оказался Клим, я бы посмотрела на него с подчеркнутым вызовом. «У вас все же нет власти надо мной. Ни капельки. Я свободна от ваших стратегических планов, от…»

В дверь постучали, а затем она медленно открылась, и в мою комнату, не дожидаясь ответа, неторопливо зашел Семен Германович. Я никак не ожидала его увидеть и поэтому замерла, не меняя позы. «Похоже, в моей жизни наступила черная полоса. Очень жирная и очень черная», – тяжело прошагала мрачная мысль, я приготовилась к худшему.

Дядя выглядел по-домашнему, но в то же время торжественно. За первое впечатление отвечала красно-коричневая вязаная жилетка, за второе – белая накрахмаленная рубашка. В руках он держал коробку, обернутую зеленой бумагой.

– Не помешал? – спросил Семен Германович, глядя на меня напряженно и внимательно, но выражение его лица оставалось спокойным и мягким.

Развернувшись, я помотала головой:

– Нет, я… собиралась навести порядок в шкафу.

Дядя подергал рыхлым носом, поморщил лоб, огляделся и посмотрел на меня.

– Здесь уютно, хоть я и не люблю левую часть дома, – произнес Семен Германович, подошел к комоду и положил на него коробку. – Это тебе, Настя. – Он сцепил пухлые пальцы на животе и добавил назидательным тоном: – Знания повредить не могут. Я рад, что ты много читаешь, совершенствуешься и в самое ближайшее время начнешь обучение в университете. Именно я обратил внимание Эдиты Павловны на это заведение. Экономика – то, с чего всегда нужно начинать. Остальное приложится.

Слова дяди проходили сквозь меня, как солдаты проходят сквозь туман. Отвести глаз от Семена Германовича не получалось – его появление, коробка-подарок, подчеркнутое внимание, забота… Раньше дядя предпочитал воздействовать на меня несколько иными способами, и теперь его поведение уж точно являлось подозрительным.

Отогнав прочь воспоминания, я покосилась сначала на часы, а затем на окно. Наверное, нужно было что-то ответить, но больше всего хотелось, чтобы Семен Германович покинул комнату как можно скорее и никогда не возвращался. Пожалуй, я бы даже отошла к окну, чтобы сократить расстояние между нами.

– Полагаю, тебя ожидает прекрасное будущее, – добавил Семен Германович и сделал попытку улыбнуться, но у него не получилось. Щеки раздвинулись, губы превратились в кривую линию, глаза блеснули.