Фархад и Евлалия - Ирина Горюнова Страница 25

– Но у женщин не равные права с мужчинами.

– Милая, на самом деле все не так страшно, как кажется. Большинство женщин совершенно не чувствуют себя ущемленными. Они ходят в джинсах, а хиджабы накидывают весьма небрежно, и к тому же шутят, что им не надо беспокоиться о прическе. Иранцы уважают своих женщин. Поверь мне, они оказывают возлюбленным куда больше внимания, чем русские мужчины. Если жена учится или работает, муж сам купит продукты, чтобы она не надрывалась, помоет посуду. Неравенство есть, но, по большей части, это только видимость. К тому же ты, журналистка, должна понимать, что антимусульманская пропаганда имеет политический смысл. Во всех странах, при всех режимах есть плюсы и минусы. Минусы другого режима раздуваются, свои плюсы преувеличиваются. Чтобы понять и почувствовать Иран, нужно его увидеть собственными глазами.

– Может быть, ты и прав. Мне кажется, мы такие разные.

– На основании чего ты это чувствуешь? К примеру, в данный момент?

– Сейчас я этого не чувствую.

– Вот видишь.

– Главное – уметь смотреть на мир незашоренно. Социальные установки порой весьма портят отношения между людьми, даже не имеющими отношения к политике. К примеру, азербайджанцы в бытность СССР считались братским народом наряду с армянами, украинцами, белорусами и многими другими. А между тем, название «Азербайджан» происходит из персидского языка и имеет отношение к Ахеменидам. Впрочем, не буду вдаваться в исторические подробности. Скажу только, что большинство азербайджанцев – тоже мусульмане-шииты. В общем, все не совсем так, как кажется. Большинство убеждений – иллюзии, созданные для определенных целей. Итог же зачастую бывает печальным. Люди начинают ненавидеть друг друга, а то и убивать.

– Думаю, мусульмане нас тоже не слишком любят.

– И это тоже результат промывки мозгов.

– У вас до сих пор существует смертная казнь!

– А тебе не приходило в голову, что у нас и преступность меньше? Когда человек знает, чем ему грозит проступок, он сто раз подумает, прежде чем его совершать. У нас меньше курят, меньше пьют, потому что алкоголь запрещен, а в итоге нация гораздо более здоровая, да и на улицах безопаснее, чем в Москве. Ладно, давай потом продолжим наш разговор, мы приехали.

– Ты точно хочешь пойти?

– Точно. Успокойся Лала, не съест же твой отец меня, в конце концов.

Отец лежал и вяло щелкал пультом от телевизора, переключая каналы. Увидев Лалу, он только поморщился и сделал вид, что не заметил дочь, когда та заглянула в палату.

– Здравствуй, папа! – произнесла Лала с нажимом. – Хочу тебя кое с кем познакомить.

– С кем же, позволь спросить? Ты привела мне какое-то медицинское светило, собирающееся поставить меня на ноги?

– Нет. Это мой друг, его зовут Фархад.

Фархад зашел в палату и вежливо поклонился.

– Зачем ты притащила сюда этого черномазого? – язвительно сказал отец. – На тебя нормальные мужики не клюют, что ты себе обезьянку завела?

– Как ты смеешь! – возмутилась Лала. – Тебе никто не говорил о правилах приличия?

– А я, как ты знаешь, до ужаса неприличный. Что думаю, то и говорю. Попроси его вынести судно, кстати. Вряд ли он годен на что-то иное.

– У тебя сиделка для этого есть, – отрезала Лала.

– Тогда зачем он тут нужен?

– Вообще-то, – вмешался в разговор Фархад, – я хотел просить руки вашей дочери, Анатолий Николаевич, но теперь думаю, что мы обойдемся без вас.

– Ты при живом муже решила второго завести? Гарем собираешь, девочка? В принципе, правильно. Когда между ног чешется, в услужении надо иметь нескольких жеребцов, чтобы драли не переставая.

– Лала, тебе обязательно это все выслушивать? – спросил Фархад. – Сиделка есть, ухаживать есть кому. Прекрати себя терзать этим якобы дочерним долгом. Пойдем отсюда.

– Пожалуй, ты прав, – задумчиво протянула Лала. – Пойдем.

– Не смей уходить, дрянь! – взвился отец. – Оставлю без наследства!

– Да оставляй. Лучше без наследства, чем все это выслушивать.

– Я тебя кормил и растил!

– Ты меня изводил, будто я не родная дочь, а фашист, замучивший в концлагере миллионы невинных людей!

– Ты должна мне помочь! Знаешь, что я без посторонней помощи даже встать не могу!

– Ты и не пытаешься встать. Похоже, тебя эта ситуация устраивает. Помочь я тебе помогу. Оплачу сиделку, операцию, если нужно, но выслушивать потоки брани больше не буду. Либо веди себя прилично, либо злись на весь мир в одиночестве!

– Ты меня тут нарочно держишь, чтобы отыграться!

– Тебя тут никто не желает держать, так ты всех достал. Но на шейке бедра нельзя делать операцию сразу после инфаркта!

– Желаешь, чтобы я превратился в лежачего больного?

– Нет, потому что не намерена с тобой возиться всю жизнь, но другого выхода пока нет. Бери ходунки и начинай разрабатывать ногу, как врач велел!

– Я не могу, дура! Мне больно!

– Захочешь ходить – сможешь. Иначе мышцы атрофируются, появятся пролежни. Сдадут легкие, а потом ты умрешь.

– Спасибо, девочка!

– Пожалуйста. Должен же тебе хоть кто-то сказать правду, чтобы ты понял.

– Что будет дальше, Евлалия? – сменил тон на более мирный отец. – Ты выйдешь замуж и уедешь, бросив меня одного помирать?

– Не знаю. Пока ничего не знаю. Многое зависит от тебя. Я уже сказала. В пакете чистые вещи и еда. Катя тебе разогреет. Я приду завтра. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет. Пожалуй, нет. Не ожидал, что доживу до такого дня.

– Я тоже не думала. Но всякому терпению есть предел. Подумай о том, как надо общаться с теми, кто тебя любит. Тебе не за что меня ненавидеть. И, кроме меня, у тебя никого нет. Если ты будешь хотя бы сдержан в словах, всем станет лучше.

Лала закусила губу, чтобы не расплакаться. Ей стало жаль этого почти чужого лупоглазого человека с неестественно вывернутой старческой ступней. И все же она радовалась тому, как пошел этот разговор, зревший очень давно, почти с ее отрочества. Фархад обнял Лалу за плечи и повел к выходу. Отец так ничего и не сказал им вслед.

– Он болен. У него истерическая психопатия, – пояснила Евлалия Фархаду.

– Насколько я понял, – заметил тот, – твой отец умеет владеть собой, когда захочет. Так что это просто отвратительный характер. Не оправдывай его.

– Может, и так.

– Не вздумай укорять себя за то, что поставила его на место. Ему это было нужно.

– Он болен, растерян и боится будущего.

– Это не повод измываться над людьми. Все, Лала, возьми себя в руки. Я помогу, чем нужно.