Влюбленные мошенники - Патриция Гэфни Страница 25

– Хочешь? – неожиданно спросил он, словно вспомнив о хороших манерах.

– Сигару? Нет уж, спасибо.

– Ты не куришь? Жаль. Был у меня как-то раз напарник по левой игре, он мне сигналил. Так вот, он курил этакие жуткие дешевые горлодерки и пускал два колечка, если у лоха была пара, – с этими словами сам Рубен пустил для примера два идеально круглых колечка дыма, – три, если тройка, – и он выпустил три, – четыре, если каре [15]. А если выпадал флеш [16], он начинал дымить, как паровоз.

Грейс совершила ошибку, глотнув лимонаду в тот самый момент, как Рубен начал демонстрировать условный дымовой сигнал для флеша. Из-за взрыва безудержного смеха часть лимонада попала не в то горло, остальной выплеснулся у нее изо рта мелкими брызгами прямо на рубашку Рубена. Он рассмеялся и принялся хлопать ее по спине между лопаток.

Когда приступ кашля прошел и Грейс вытерла выступившие на глазах слезы, она вновь вернулась к насущному вопросу:

– Почему ты не хочешь играть здесь? Ты же говорил, что тут ведут честную игру!

Грейс окинула взглядом громадный зал, гудящий возбужденными мужскими голосами и звоном монет. Рубен наблюдал за ней в висевшем над стойкой длинном зеркале.

– Возможно, слишком честную.

Она задумчиво уставилась на него, словно пытаясь решить что-то для себя. Он ответил открытым, слегка озадаченным взглядом. Оба опирались локтями о стойку бара. Грейс придвинулась ближе, Рубен последовал ее примеру.

– Джонс, – начала она.

– Здесь! – браво отозвался Рубен.

– Хорошие у тебя руки. Он взглянул на свою левую руку, пошевелил пальцами.

– Рад слышать.

– А как насчет куража?

Его выразительное лицо насторожилось, в глубине прекрасных карих глаз промелькнула какая-то дерзкая искорка.

– А почему ты спрашиваешь?

– Да просто вспомнился один случай. Как-то раз я видела любопытную парную игру. Ты часом не умеешь играть в семикарточный стад [17]?

От его ленивой усмешки по телу разлилось непонятное тепло.

– Тебе повезло, милая. Лучше меня тебе никого Ж сыскать. Можешь даже не стараться. – От скромности ты не умрешь. Но для этой игры нужна не только сноровка. Нужно еще кое-что. Например, крапленая колода.

Его усмешка стала поистине сатанинской. Откинув полу сюртука, Рубен сунул руку в задний карман брюк и вытащил колоду карт с самой обычной на вид рубашкой в синюю крапинку.

– Подбритые тузы, – Прошептал Рубен, наклонившись к самому уху Грейс, словно признавался ей в любви. – На одну тридцать вторую дюйма. Попробуй их найти, Грейс. Если сумеешь, я отдам тебе все, что у меня есть.

Она нервно рассмеялась.

– Нет уж, спасибо, поверю тебе на слово. Ей хотелось отодвинуться, его близость смущала ее, но надо было объяснить ему подробности «парной игры», а на это требовалось время и сосредоточенное внимание, так как правила были довольно сложны.

Закончив наконец свой рассказ, Грейс увидела на лице у Рубена благоговейное восхищение и залилась румянцем, чего с ней обычно никогда не случалось.

– Грейс, – вздохнул он и покачал головой, словно не веря своим ушам. – Грейс, Грейс, Грейс…

Не успела она опомниться, как он обнял ее и поцеловал в губы. Поцелуй вышел коротким, но его вполне хватило, чтобы заставить Грейс признаться самой себе, что именно этого она ждала с самого первого вечера, когда они стояли у дверей гостиничного номера и он морочил ей голову, разливаясь соловьем насчет ее «тонкого букета».

Губы у него были твердые, но теплые, одновременно властные и нежные. Это было простое, дружеское, мимолетное прикосновение – она даже глаз не успела закрыть! – но, когда Рубен отодвинулся, Грейс пришлось усилием воли остановить себя, чтобы не потянуться за ним следом, – так сильно ей хотелось продлить волшебное ощущение.

Плутовской огонек в его глазах вызвал у нее улыбку. – Милая, – прошептал Рубен, все еще держа ее за талию, – мы с тобой созданы друг для друга.

Она не ответила, лишь скептически подняла бровь, но в голове у нее промелькнула тревожная мысль о том, что он, может быть, и прав.

* * *

Ни крупье, ни вышибал, ни подсадных уток, подбивающих клиентов на высокие ставки, – словом, салун при отеле «Эвергрин» идеально отвечал их требованиям. Они нашли его с третьей попытки: чтобы осуществить свой план, им нужно было тихое, пристойное заведение с обычным, не слишком густым наваром, и – самое главное! – где никто не знал бы Рубена в лицо. Если здесь и работали профессионалы, в такой ранний час они не показывались. По крайней мере Рубен не заметил ни одного. Ничего удивительного: игра по-крупному обычно начиналась много позже, зато продолжалась иногда сутками напролет.

– Вам не нужен пятый партнер, господа? – осведомился он, обращаясь к четверке игроков, занимавшей стол в дальнем конце зала.

Судя по виду, это были не азартные транжиры, часто не знающие, чем расплатиться по окончании игры, а вполне состоятельные деловые люди, возможно, заезжие коммивояжеры. Они лениво перебрасывались в покер и, похоже, скучали. Что ж, он был готов внести в их жизнь некоторое разнообразие.

Рубен подтянул себе пустой стул, сел спиной к стене на случай появления любителей заглядывать в чужие карты и дружески улыбнулся каждому из сидящих за столом. Грейс заставила его снять галстук, жилет, воротничок и золотые часы. В таком костюме, по ее словам, у него был слишком грозный вид. «Злой и страшный серый волк в стаде кротких овечек», – заявила она. – Во что играем? В покер?

Они закивали. Очевидно, Рубен сумел внушить им доверие, так как уже через минуту, как он и ожидал, один из игроков предложил перейти на покер.

Правила игры в салуне «Эвергрин» были просты. Ни крупье, ни нанятых заведением игроков, ни наблюдателей, следящих за порядком, просто дружеская игра на интерес среди джентльменов, покупавших фишки у кассира, сидевшего за окошечком. Помимо фишек, салун поставлял свежие колоды карт, поэтому напитки и сигары стоили немного дороже, чем в обычном казино. Согласно правилам, ставки были ограничены, но сами правила постоянно менялись. К тому времени, как Рубен сел за стол, начальная ставка составляла всего десять долларов и столько же можно было ставить на повышение.

Своим новым партнерам он представился как мистер Обман. Ему нравилось использовать это имя, означавшее на русском языке жульничество и ложь. Высокий тощий господин с лысой головой слева от него носил фамилию Бэрджесс, рядом сидел Шарки – угрюмый тип с лошадиной челюстью и толстой дешевой сигарой в зубах. Следом шел упитанный весельчак Уайетт в старомодном сюртуке в стиле принца Альберта [18]и полосатых брюках, а четвертым был некто Расти – глуповатый рыжеволосый малый, всех раздражавший своим поминутным покашливанием.