Скандальный дневник - Джулия Лэндон Страница 25

— Боже правый! — вскричала она, опять всплеснув руками. — Ты хотел, чтобы я была счастлива? Да ты никогда не думал обо мне, Натан! Тебя вечно не было дома. Ты или пропадал со своими дружками или развлекался с Александрой Дюполь! Ты бросил меня одну в самый трудный период моей жизни!

— Потому что ты не подпускала меня к себе! — рявкнул Натан, подняв глаза к потолку. — Ты сидела в этом кресле, — он сердито указал на кресло перед камином, — не ела, не спала и не разговаривала со мной, Эвелин! А в тех редких случаях, когда ты все же снисходила до общения со мной, я слышал от тебя одни упреки.

— А что ты хотел? Чтобы я с радостью приняла твой роман на стороне?

— Не было никакого романа! — заорал он. — Мы просто дружили, Эвелин. Она стала моей подругой, потому что в собственном доме я не находил взаимопонимания!

Эвелин заморгала и отвернулась.

— Пожалуйста, не надо все усложнять, — взмолилась она. — Я не могу вернуться к прежней жизни. Я хочу жить по-новому и прошу у тебя развода.

Он растерянно смотрел на нее. Ему казалось, что он спит и видит странный сон — как будто он отделился от собственного тела, и наблюдает происходящее со стороны. Как реагировать на столь возмутительную просьбу? Развод невозможен! Даже если бы он этого хотел, даже если бы это не влекло за собой чудовищного скандала, который прежде всего отразится на Эвелин, ибо общество осудит ее гораздо строже, чем его… После того как они разведутся, на ней никто не женится, и ее репутация будет погублена навсегда… Разводиться через парламент, значит, предать их отношения всеобщей огласке. К тому же это дорого. В любом другом случае, если они легально разведутся, их покойный сын будет признан незаконнорожденным.

Натан не стал говорить ей об этом: она наверняка все прекрасно знала. Ни о каком разводе не могло быть и речи!

— Неужели тебе было так плохо со мной? — тихо спросил он. — Я тебя обижал? Повышал на тебя голос? В чем-то тебе отказывал?

— Натан…

— Что, Эвелин? — В его голосе сквозило искреннее недоумение.

По ее щеке покатилась слезинка.

— Думаю, здесь нечего объяснять. По-моему, все и так понятно.

— Нет, непонятно! Я ровным счетом ничего не понимаю. Объясни мне, пожалуйста.

— Я тебя больше не люблю, — сказала она и быстро зажала рот рукой, чтобы сдержать рыдания.

Эти слова полоснули его по сердцу, точно острый нож. Ему стало трудно дышать. Наверное, где-то в глубине души он чувствовал это, но сейчас, когда она озвучила его догадку… Он сжал руку в кулак, пытаясь успокоиться.

— А раньше любила? — натянуто спросил он.

По щекам Эвелин тихо ползли еще две слезинки.

— Как ты можешь спрашивать?

— Мне надо знать. — Наверное, это безумие, но ему действительно надо было знать — позарез! — Это вполне логичный вопрос. Ты меня любила?

— Конечно, любила, — ответила она, и в ее глазах появилось страдание.

Натан ощутил новый болезненный укол в сердце и посмотрел на ковер.

— А ты… ты любил меня? — спросила она бесцветным голосом.

Натан медленно поднял глаза и с удивлением увидел в ее взгляде робкую надежду. Если честно, когда они только что поженились, он ее не любил, но признаться в этом было бы слишком жестоко. А сейчас… Он и сам не знал, что чувствует сейчас, помимо холодной обиды.

Эвелин тихо всхлипнула и отвернулась, ухватившись за спинку кресла, словно боялась упасть.

— Фундамент нашего брака был довольно сложным, Эви, — местами слабый, местами крепкий. Наверное, ему не хватило прочности, чтобы выдержать смерть Роберта. Но… но это еще не значит, что мы не сможем выстроить новый.

— Нет. — Она печально покачала головой. — Тебя не было рядом со мной, Натан. — Она крепко обхватила себя руками и беспомощно посмотрела в окно. — Порой мне казалось, что горе раздавит меня. Я не знала, что делать, а ты был далеко.

— Я хотел быть рядом с тобой, Эви, — быстро возразил он. — Если бы ты позвала, я бы подхватил тебя на руки и понес.

Эвелин с сомнением посмотрела на него — она ему не верила. Не верила, что он помог бы ей, если бы она его позвала. Впрочем, почему она должна ему верить? Он горевал не меньше ее, а может, и больше. Пока был жив Роберт, он каждый день спрашивал себя, не в его ли распутстве причина слабости сына. Может, в своей жизни он выпил слишком много эля? Или безрассудные увлечения каким-то образом подорвали его здоровье, и это сказалось на малыше? Он тщетно пытался понять, почему Роберт родился на свет таким болезненным.

Смерть ребенка была для него таким же страшным ударом, как и для Эвелин. Весь мир ждал от него проявления силы, и только одна Александра подставила ему плечо. Он всегда будет благодарен ей за это.

Но между ним и Александрой не было ничего, кроме дружбы. Эвелин зря подозревает их в любовной связи. Честно говоря, Натан вообще не смотрел на других женщин до тех пор, пока она не уехала, и даже потом пользовался их услугами лишь тогда, когда больше не мог сдерживать позывы плоти.

Он отвернулся и взъерошил волосы, беспомощный и сердитый.

— Я бы хотела вернуться в Лондон, — тихо проговорила Эвелин.

Натан чувствовал себя усталым и опустошенным — такого с ним не было уже очень давно. Он оглянулся на жену и заметил, что она вся дрожит. Протянув руку, он коснулся пальцами ее щеки, потом подбородка.

— Я не дам тебе развод, Эвелин. И в Лондон ты не вернешься, — сказал он и убрал руку.

— Натан…

— Больше никогда не говори со мной на эту тему.

Он отвернулся от ее заплаканных глаз и невидимых ран, которые спустя три года все еще кровоточили, и медленно вышел из комнаты.

Ноги сами вели его знакомым коридором. Он не заметил ни горничную, которая отступила в сторону, пропуская его, ни лакея, который поспешно убрал с его дороги ведро с углем для жаровни.

Натан шагал и чувствовал, как пылает рука, еще недавно ласкавшая Эвелин.

Когда он прикоснулся к ее коже, ощутил запах ее волос и прижал к себе знакомое тело, в нем закрутился целый вихрь противоречивых эмоций, который не улегся до сих пор. Спустившись по главной лестнице, он кивнул лакею в парадном холле и, взяв со стены свечу, открыл дверь, ведущую в подвальный этаж.

Коридор внизу был темным, но Натан знал дорогу. Он прошел под восточным крылом, используя пылающую свечу в качестве проводника, и приблизился к самой последней двери. За ней была комната, где когда-то хранили зерно. Он толкнул дверь. Теперь здесь было пусто. Войдя, Натан осторожно затворил за собой дверь и поставил свечу в настенный подсвечник, потом посмотрел на каменную стену, тускло освещенную мерцающим пламенем.

Впервые он пришел в эту комнату в ночь смерти сына и с тех пор бывал здесь частенько. На стене красовались вмятины и пятна — следы его ярости. Очень спокойно, почти механически, Натан поднял руку и ударил кулаком по стене.