Не искушай меня - Сильвия Дэй Страница 25

Пронзительный женский смех заставил его повернуть голову в сторону закрытого ширмой алькова. Две женщины неподалеку от него наблюдали за тем, как влюбленная парочка с успехом использует удобную кушетку. Саймон медленно обвел глазами весь зал в поисках Лизетт, Дежардана и несчастного мистера Джеймса. От пестроты нарядов рябило в глазах, разнообразие масок поражало воображение. Удивительно, как столь узкая полоска ткани могла внушить тому, кто ее носит, ощущение анонимности с вытекающим из этого чувством полной безнаказанности. Не могут ведь все подряд быть настолько наивны, чтобы полагать, что остаются неузнанными, тогда как сами легко узнавали под разнообразными масками своих знакомых. Однако магия карнавальной маски действовала на всех без исключения. Не приходилось сомневаться в том, что гости вели бы себя куда сдержаннее, если бы им пришлось открыть лица перед другими гостями.

Саймон повернул голову в сторону главного входа в бальный зал и улыбнулся. Из-за большого папоротника выглянул ангел. Жемчуга на ее белом платье горели, отражая свет сотен свечей. Она за ним наблюдала.

Она напряженно вытянулась, когда он заметил ее, и вышла из-за растения, уставившись на него с вызовом: «Может, ты и поймал меня с поличным, но я нисколько не стыжусь того, что смотрю на тебя», – словно бы говорил ее взгляд.

Саймон усмехнулся. Лизетт…

Она была без парика, и ее золотистые локоны трудно было не узнать, как трудно было не узнать ее ладную фигурку…

Но тут он нахмурился в некоторой растерянности.

Она была… другой. Лизетт, которую он знал, только две вещи могли вывести из состояния холодного безразличия – смерть и трагедия. Он никогда не видел, чтобы Лизетт чему-то по-человечески радовалась: ей было доступно лишь извращенное удовольствие садиста и злорадство. Но эта Лизетт, что наблюдала за ним на балу, была исполнена радостным волнением ожидания.

И еще маска…

Ярко-красная полумаска. Этот цвет – цвет жизни и радости, был не ее цветом. Совсем не ее цветом. Они провели вместе несколько месяцев, и она носила только пастельные или темные тона. Лизетт не любила привлекать к себе внимание, что вполне разумно для того, кто зарабатывает себе на жизнь ложью и обманом, для того, чья жизнь окутана тайной.

Заинтригованный, Саймон подошел к ближайшей колонне и, непринужденно опершись на нее, улыбнулся. Лизетт замерла. Ему показалось, что она затаила дыхание. Догадку его подтверждал и тот факт, что она приоткрыла губы на вдохе. Ее реакция на его взгляд и улыбку показалась ему еще более странной, чем вызывающе яркая полумаска.

Налицо были все признаки того, что ее влекло к нему.

Он продолжал смотреть на нее в упор, и она с беспримерной дерзостью встретила его взгляд. Впрочем, в этом как раз он не находил ничего удивительного. Она всегда стремилась ему досадить, всегда отвечала вызовом на вызов. Но на этот раз ее отклик показался ему импульсивным, неосознанным. Лизетт нервно теребила платье, и грудь ее вздымалась от частого дыхания. Она провела языком по нижней губе так, как провел бы по ней ласковый любовник. И все это время продолжала смотреть на него глаза в глаза. Она даже почти не моргала, словно была в трансе.

Прошла минута, за ней другая, но Саймон все никак не мог отвести от нее взгляда. Она была одинаково похожа на небесное создание и на порождение дьявола – роковую искусительницу, губительницу мужских душ.

Оставался открытым вопрос: почему она решила очаровать его именно сейчас?

И отрицать того, что ей вполне удалось его очаровать, он не мог.

Улыбка сошла с его лица. Он замер в напряжении. Черт, что она делает?! Вернее сказать, что она делает с ним? Однажды эта женщина без обиняков предложила ему себя, и тогда ее предложение не вызвало в нем никакого интереса. Сейчас он с трудом справлялся с сильнейшим желанием овладеть этим роскошным ртом, тем самым, который до этого считал способным лишь исторгать яд.

Лизетт всегда окружала некая аура, которая отбивала охоту пробиться сквозь эту невидимую оболочку. Она словно предупреждала «держись от меня подальше», и Саймон с удовольствием внимал предупреждению. Теперь же вокруг нее была совсем иная аура. Она соблазняла, манила, побуждала к действию. «Удиви меня», – заклинала она. Перемена в ней была глобальной. Настороженность сменилась острым предвкушением. И это его соблазняло. Лизетт его соблазняла. Под ее взглядом ему становилось жарко и неуютно, но он не желал выдавать своей неловкости ни взглядом, ни жестом.

Ей поручили соблазнить мистера Джеймса, черт возьми! Какого черта она взялась за него? Узнать об этом он мог только у нее. Расправив плечи, Саймон направился к ней с таким решительным видом, что никто из гостей не рискнул встать у него на пути.

– Мадемуазель.

Он удивился, услышав собственный голос. Он звучал ниже обычного и с чувственными интонациями, которые вовсе не входили в его планы. Она повела плечами в ответ – знак того, что тоже ощущала чувственное притяжение, возникшее между ними.

– Мистер Куинн? – поприветствовала она его.

Голос ее был хрипловатый и соблазнительный.

Куинн почувствовал, как у него густеет кровь. Он прищурился, схватил ее под локоть и повел к выходу. Она не сопротивлялась, поступая вполне разумно.

Он провел ее сквозь толпу к выходу из зала, затем в галерею и, оказавшись там, наугад открыл первую попавшуюся дверь и втолкнул ее в помещение. В комнате было темно, и в какой-то миг ее сходство с ангелом усилилось – светлый воздушный силуэт в темноте.

Лизетт отступила в глубь большой, богато обставленной библиотеки. Саймон вошел следом, возбужденный экзотическим запахом ее кожи – он не помнил, чтобы от нее раньше так пахло.

Саймон был в гневе на себя и на нее. Он не понимал, каким образом ей удается так на него действовать. Он терял голову от желания. И это притом, что он действительно считал ее душевнобольной, знал о ее жестокости, коварстве и вероломстве, и, самое главное, он знал, что ее влечение к нему – всего лишь симуляция, искусная игра. Он знал, что она его использует, и все равно страстно желал ее. И чувство, будто он не властен ни над своими поступками, ни над судьбой, вернулось к нему, как тогда, во время завтрака с Эддингтоном.

Он захлопнул дверь и закрыл ее изнутри на задвижку.

– Что за игру вы ведете? – раздраженно спросил он.

Лизетт стояла в дальнем углу бального зала баронессы Орлинды, спиной к стене, спрятавшись за папоротником. Как укрытие это место было превосходным. Отсюда она беспрепятственно могла наблюдать за тем, что происходит у главного входа, ее же могли заметить лишь с расстояния двух-трех шагов. Если Эдвард Джеймс приедет на бал, то с одной лишь целью: увидеться с ней. И если он придет, то постарается ее разыскать.

Но Лизетт сомневалась в том, что он придет сюда. Дежардан передал ей подробности его разговора с Джеймсом, и этот разговор не показался ей обнадеживающим. Джеймс не любил подобные развлечения и заявлял, что слишком занят, чтобы тратить время попусту. Но Дежардан был уверен, что заявления, будто подобные балы не в его вкусе, не более чем пустые слова. Дежардан утверждал, что Джеймс выглядел взволнованным и рассеянным.