Возлюбленная герцога - Сара Маклейн Страница 25

Эван предположил, что она пытается замаскироваться, как будто он не учует ее. Не почувствует. Как будто однажды не наступит время, когда она войдет в комнату, и все его тело не натянется, как струна.

Но маскировка предполагает кое-что еще, чего у Грейс никогда не будет – умение оставаться незамеченной. Грейс всегда останется главным, что он заметит в любом помещении. Всегда.

Она пришла.

Его сердце заколотилось в то мгновение, как она появилась. Он как раз с кем-то разговаривал – с неким лордом по поводу голосования в парламенте? Эван работал над этим проектом уже несколько месяцев.

А может быть, это была леди, желавшая представить свою дочь герцогу Марвику? Или старый школьный друг? У Эвана не водилось старых школьных друзей, значит, не он, но насчет остальных он не был уверен. Потому что поднял глаза, оторвавшись от беседы, а она уже стояла там, в конце бального зала, подняв лицо к пологу из листьев, который он создал специально для этого момента.

Ее любимое место в имении Марвика.

Место, куда он не вернулся ни разу после их разлуки.

После того, как она сбежала. После того, как он напугал ее и вынудил скрыться.

Навсегда.

Да только у него не оставалось выбора.

Он устроил этот бал-маскарад ради нее, окончательно убедив садовника и прислугу в том, что безумен так же, как и раньше, просто на этот раз его пунктик – деревья в доме и покрытые мхом полы. Он понимал, что это будет стоить ему целое состояние, возможно, выброшенное на ветер, потому что она вполне могла и не прийти.

В конце концов, когда они встретились последний раз, она ясно дала понять, что больше не желает его видеть.

Но он все равно устроил все это для нее, не сомневаясь: она узнает о его возвращении в Лондон, и надеясь, что любопытство возьмет над ней верх.

Надеясь, что она придет и попытается разгадать его план. Надеясь, что она придет и попытается стать его частью. Впрочем, тут начиналось истинное безумие.

«Ты никогда не сможешь вернуть ее».

Он повторял эти слова каждый день – с той ночи, когда она нанесла ему единственный удар, имевший значение. Тот, от которого он отлетел назад, – доказательство того, что девочки, которую он когда-то любил, которую искал, преследовал, о которой мечтал, больше нет. Она исчезла.

Разумеется, ее кулаки были каменными и ударяли с внушительной силой, но это наказание он заслужил за то, что сделал. С ней. Со своими братьями. С их миром. Но когда она заговорила… когда посмотрела ему прямо в глаза, и этот дивный взгляд ее карих глаз исполнился ненависти. И, сказав ему, что он ее убил, она его уничтожила.

Потому что в этих словах он услышал правду.

И он сделал так, как она велела. Уехал. Зарекся ее преследовать. И это решение подтолкнуло его к тому, чтобы стать другим человеком. Сильнее. Лучше. Достойнее.

Человеком, не похожим на того, кто предал ее. Кто предал своих братьев, а заодно и самого себя.

То, что она сказала той ночью, до сих пор его терзало.

«Ты, укравший у меня все. Мое будущее. Мое прошлое. Мое чертово имя. И это если не говорить о том, что ты отнял у тех, кого я люблю».

И тогда он создал этот безумный бальный зал и устроил этот экстравагантный маскарад, дав себе единственную клятву: он больше никогда не будет ее преследовать.

Напротив, она будет преследовать его.

Или, по крайней мере, войдет в эту дверь.

Она вошла, и это было подобно глотку воздуха после длительного погружения на глубину. Он наблюдал за тем, как она рассматривает комнату, как обводит взглядом стволы деревьев и полог из листьев, как удивляется мху под ногами. Он выпал из разговора, как и должно поступать сумасшедшему герцогу, которого видит в нем весь Лондон, отвернулся и пошел через зал в ее сторону, отмечая каждое ее движение: то, как движется ее горло; то, как смягчаются губы, приоткрываясь в легком вздохе изумления. Изумления? Или воспоминания? То, как широко распахиваются ее глаза… узнавая?

«Пусть это будет воспоминание. Пусть будет узнавание».

И пока он наблюдал, с ней произошли разительные метаморфозы. Он увидел, как она отбросила эмоции и застыла, словно повинуясь велению воли; ее спина выпрямилась, плечи расправились, подбородок дерзко вскинулся.

И Грейс исчезла. На ее месте появилась другая женщина.

Он пошел быстрее, стремясь познакомиться с ней, с женщиной, в которую превратилась когда-то любимая им девочка. Еще быстрее, когда эта женщина одарила улыбкой цвета французского вина герцогиню Тревескан. Эван приблизился, и Грейс повернулась к нему, посмотрела своими прекрасными карими глазами в его глаза без малейшего намека на узнавание.

Годы сделали с ней многое – превратили в ошеломительную красавицу с блестящим умом, в боксера с кулаками, как сама ярость… и, очевидно, в актрису. Потому что она умела скрывать все, что случилось с ней раньше.

Так что они начали со свежей лжи, игнорируя тот факт, что когда-то знали друг друга лучше, чем кого-либо еще; вместо этого начали все заново – его шуточками, и ее поддразниваниями, и улыбками обоих, и ее улыбки были такими яркими и прекрасными, что он был готов отдать за них все что угодно.

Даже пригласить на танец, понимая, что держать ее в своих объятиях будет сродни изощренной пытке. Да еще какой пытке – притянуть ее к себе, но не так близко, как хочется. Его окутывали ее ароматы – цитрусы и пряности, но он не мог зарыться лицом в ее волосы и вдыхать их запах. А когда она смотрела на него своим холодным, сдержанным взглядом, со своей холодной, сдержанной улыбкой, словно они только что встретились, а не провели целую жизнь в совсем другом танце, ему отчаянно хотелось вытащить ее из этого переполненного зала и насладиться ею.

Но она хочет совсем не этого.

«Так чего же она хочет?»

– Почему деревья?

Вопрос застал его врасплох, и он поймал ее взгляд из-под маски.

Деревья для нее. Что она ответит, если он признается ей в этом? Если он сорвет с нее маску и скажет: «Ты знаешь, зачем деревья. Деревья, потому что ты их любила. Этот пейзаж, потому что ты его любила. Все это только для тебя. Навечно».

Но ничего этого он не сказал, рискуя потерять ее навеки. Так что он тоже не снял своей маски и на ее уклончивый вопрос дал столь же уклончивый ответ.

– А почему нет?

Она бросила на него раздраженный взгляд – мимолетный взгляд на его светлость, который смотрел на нее так тысячу раз, когда они были детьми. Он всегда оставался серьезным – их жизнь не предполагала капризов и прихотей, – но поддразнивать Грейс всегда доставляло ему искреннее удовольствие.

– Не хотите попробовать догадаться?

Она исчезла, спряталась еще до того, как заговорила: